Домик в деревне-2
(эпическая сага)

Сидеть в студии, писать и разучивать песни – дело, несомненно, важное и праведное, но иной раз неплохо бы подумать и о доме родном, о семье и корнях. То бишь – трэба поддерживать между этими двумя сторонами некий баланс, спасающий от вопиющих скандалов дома, но в то же время позволяющий музыкантам спокойно работать и радовать аудиторию новым материалом… Эк мы загнули! Но к делу.

Однажды ясным летним утром арийцы собрались в студии с целью хорошенько поработать над очередной песней. Так бы оно и вышло, если бы не одно но.
Это Но явилось позже всех. Оно было непричёсанным, издёрганным и помятым, к тому же имело хмурый вид и крепко выражалось. Пока это Но мрачно разгуливало по студии и ругало всех и вся на чём свет стоит, арийцы осторожно пригляделись к нему и после долгих размышлений пришли к выводу, что это никто иной как Виталий Алексеевич Дубинин. Распознанный противительный союз от этого нисколько не повеселел. Напротив, он встал в драматическую позу и изрёк:
- Я ухожу!
Арийские лица как по команде вытянусь. Холст чуть не поперхнулся:
- Куда?!
Ответ был лаконичен и незатейлив:
- На стройку!
Арийцы всё поняли. Внезапно в студии поднялась беготня, суетня и прочая неразбериха, в которой можно было разобрать только отдельные голоса вроде:
- Переутомился…
- Валерьяночки…
- Компресс холодненький…
- Отдохнуть… Полный покой…
Возразить Дуб не успел. Его мгновенно уложили на диван, сунули под руку градусник, замотали голову влажным бинтом и до краёв накачали валерьянкой. Арийцы решили, что подобные заявления из уст их басиста могут означать только одно: он явно нездоров.
Наконец Холст извлёк термометр и, убедившись, что там нет ничего аномального, осторожно спросил:
- Дуб, на какую стройку?
- На самую обычную.
- Что? – арийскому удивлению не было конца.
- Меня, между прочим, из дома выгнали, - ответил Дуб. – Сказали: пока дом на даче не достроишь – можешь домой не возвращаться! А у нас альбом горит, когда мне строить?
- Гы-ы-ы! – первой реакцией на дубовскую жалобу был общий прыск смеха, который не сдержал даже участливый Холст. Теря от смеха плакал в Манину жилетку, Кипелыч многозначительно чесал шерсть на голове и глубокомысленно хихикал…
Но Дубинин вдруг нахмурился и величественно, по-гоголевски, изрёк:
- Над кем смеётесь? Над собой смеётесь! Собирай манатки, поедем дом строить…

Дубовское заявление повергло арийский состав в тихий ужас. Отвертеться не представлялось возможным – Дуб твёрдо настаивал на своём.
Прежде всего, решили обсудить, на чём ехать.
- На электричке! – предложил Теря.
- О нет, помните, что с нами в электричке было, когда мы к Харлее Давидовне поехали… - возразил Холст с опаской. – Не стоит!
- Тогда в машине, - сказал Маня.
- Не, - отрезал Дуб. – Уже забыли, в какую временнУю передрягу нас втащило, когда с гастролей ехали в одной машине?  
- А на чём тогда? На своих двоих, что ли? – хмуро поинтересовался Кипелыч. – Что-то не хочется!
- Постойте, что-то я не припоминаю, чем заканчивались для нас совместные поездки на мотоци-и-иклах…- протянул Дуб.
На том и порешили.

Ранним утром следующего дня во дворе дубининского дома непривычно затарахтели моторы четырёх чёрных Харлеев, осёдланных заспанными музыкантами. Пятый конь стоял тихо, ожидая хозяина. Арийцы хлебнули пивка, припасённого заботливым Маней, и пропели на манер “1100”:

Восемь часов!
Восемь часов!
Восемь часов!
Выходи, Виталик!

Вскоре в глубине подъезда послышалась восхитительная женская брань, перемежавшаяся слабенькими репликами мужского сопротивления, странный грохот вперемешку с радостным собачьим воем, и наконец из дверей дома на первой космической скорости вылетел Дуб. Ботинки на нём были разные, шнурки торчали во все стороны, футболка под кожаной курткой была одета задом наперёд, причём то же самое можно было сказать и о мотоциклетном шлеме. Вот как раз по последней-то причине бедолага и грохнулся на тротуар, не пройдя по существу и трёх шагов.
- М-да-а-а, - вынес рецензию Холст, разглядывая Дуба, привольно развалившегося на дороге к мотоциклу. – Начинаем мы определённо хорошо. Кипелыч, Теря, заносите!
И Кипелыч с Терей принялись заносить. Вокалист специально для такого случая припас крупнокалиберный блокнот, куда арийцы постановили заносить все неприятности, которые только застигнут их в поездке. (Делалось это с целью выяснить аналитическим путём, какой же вид транспорта для арийцев наименее травматологичен).
И пока Кипелыч в стихах и красках заносил первое происшествие в протокол, Теря заносил Дуба на мотоцикл.
- Тяжёлый ты чего-то стал, Герой Асфальтович! – пожаловался Терентий, водружая Дуба в седло.
- Ты на его карманы глянь! – волосы Манякина встали дыбом.
Теря глянул: пакетики с семенами. Много. Он взял один, повертел в руках и подозрительно нахмурился.
- Это ещё чего такое? – Терентий ткнул Дуба носом в пакет.
- Репа, семена… - прохрипел Дуб. – Сажать будем…
- Ты же говорил – только дом строить?! – перепугался Холстинин.
- Я передумал… - поморщился Виталий. В этот момент на четвёртом этаже открылось окно, оттуда по пояс высунулась эффектная красивая женщина с развевающимися волосами и зычно оповестила присутствующих:
-…И если я к осени не получу обещанную репу, ты у меня сам получишь – в неё же!
- Лариса… - Дубинин вторично упал. На этот раз с мотоцикла.
- Кипелыч, записывай: перед поездкой – стресс первой величины… - констатировал Холст и внезапно заторопился. - Поднимите его, ребята, и поедем уже, а то скоро пенсионеры на улицу вылезут, тогда точно живьём не выберемся.

Пять байков, несущихся по шоссе колонной, могли впечатлить кого угодно. Первым ехал Теря, бросая на пешеходов и водителей машин зверские взгляды, предупреждающие на тему: осторожно, ценный груз. Вторым ехал Кипелыч со смущённым лицом и высунутым от старания кончиком языка – он не так давно научился байкерскому делу, поэтому теперь все его мысли были заняты одним: как бы на следующим повороте его не понесло и не вписало, скажем, в зад мотоцикла Тери. Согласитесь, врезаться в Терю – плохая затея.
Третьим ехал “ценный груз”. Он был мрачен, и оттого его нижняя челюсть была пессимистично оттопырена. Завязки шлема глуповато болтались и страшно мешали нижней челюсти спокойно оттопыриваться.
Далее несло Манякина. Этот болтался в седле туда-сюда, зевал во весь рот и ничего знать не хотел.
Замыкал процессию Холст. Поглядывая за своими коллегами, он с неудовольствием отмечал, что они совершенно не умеют ездить. Кипелыча едва ли не скрючило в седле! И попробуй скажи ему об этом – отмажется, мол, от старания! МанЬякин разве что ещё ноги на руль не положил, а уж как зевает-то – аж со спины через шлем видать!  Терентий башкой крутит. У Виталика завязки от шлема болтаются… Негодяи! Так бы и врезал каждому двухтомником Ницше по хайрастой бес-тол-ков-ке!
Примерно в таком духе “Ария” проехала половину дороги. Но вскоре  случилось непредвиденное. То есть, в общем-то, предвиденное: арийцам понадобилось слегка приотлить, ибо, ожидая Дуба во дворе, они успели уговорить пару-тройку бутылочек светлого…
Процессия съехала с дороги на милую лужайку и остановилась. Теря, Холст, Кипелыч и Маня бодрым шагом направились к ближайшему перелеску, а мрачный Дуб остался сторожить мотоциклы…

Прошло некоторое время с тех пор, как арийцы скрылись среди деревьев, и Дуб смертельно бы заскучал, если б не одно обстоятельство. Внезапно на лужайке объявилась маленькая компания местных гопников. Их глазам открылась странная картина: на поляне стоит стадо байков, причём на одном из них сидит длинноволосый мужичок в коже с заклёпками и мрачно зыркает по сторонам. Откровенный непорядок! “Здесь русский рок, здесь роком пахнет!” – угрожающе прошипел кто-то из гопников…
Дуб тоже заметил незваных гостей. Его нижняя челюсть по-боевому выехала вперёд, а мозг мгновенно мобилизовал все знания по русмату в кучу. Гопота приближалась.
- Опаньки! – загнусил главарь банды. – Опаньки! Кого я вижу! Эй, волосатый, чего это ты тут расселся на полянке, как дома?
- Мотоциклы свои пасу, не видишь, что ли! – мрачно ответил Дубинин.
- Вижу, не слепой! – рявкнул бритый гопник. - Только ты, братан, это, того…Ошибся маленько курсом! Полянка-то – наша!
Ответить Виталику было нечего. Гопников – шесть человек, а его братья по металлу, видимо, конкретно увлеклись отливанием и всё не появляются… “Кипелычу будет, что записать в свой блокнот!” – обречённо подумал Дуб и приготовился быть конкретно побитым…
Однако оставим Виталия, как это ни жестоко, на произвол гопоты и разыщем остальных арийцев.
…Покинув Дуба на поляне, арийцы вошли в лес и разбрелись в разные стороны по лесной прогалине.
- Девочки налево, мальчики направо! – скомандовал Теря. Арийцы засмеялись – это означало то, что налево пойдёт только Маня. Всем остальным направо.
- И вовсе не смешно! – обиделся Манякин, расстёгивая ширинку.
- Да ты не стесняйся, - Терина нехорошая шутка всё-таки продолжилась, - присаживайся… Тебе стоя, наверное, не совсем удобно…
Маня махнул на них рукой. Прозвище есть прозвище.
Отливая, арийцы делились впечатлениями.
- Если отливать на берёзу, - вещал Кипелыч голосом заядлого исследователя, - громко журчит.
- И на осину, кстати, тоже! – добавил Холст.
- А вот если на дуба, тьфу, то есть на дуб – тогда почему-то нет! – пожаловался Терентий.
И вновь полянка закатилась в хохоте.
Отлив, “Ария” решила слегка поразмять затёкшие в поездке ноги и немного покуролесить в лесу.
Кипелыч принялся штурмовать баррикаду из поваленных бурей деревьев. Холст увлёкся изучением муравейника (интересно, а применимы ли идеи Ницше к общественному строю муравьёв в эмпирическом созерцании?), Теря нашёл какой-то дрын и, достав из кармана складной нож, начал его остругивать… И только Мане заняться было нечем. От скуки он подобрал шишку и оглядел лесную прогалину…
Хэ-хэ, вот он, Серёга Терентьев, хайрастое чудовище два метра ростом… Строгает палку и ничего не подозревает… Ну, сейчас я ему покажу! Будет знать, как отправлять “девочек направо, мальчиков налево”! И с этой мыслью Маня метко запустил в Терю шишкой.
Шишка угодила Терентию прямо в лоб и отскочила с задорным стуком. Теря сразу догадался, кто из арийцев причастен к этой артиллерии и, взяв покрепче свой свежеоструганный дрын, неспешно двинулся в сторону Мани. МанЬякин, не долго думая, кинулся под защиту Кипелыча, на лесные баррикады. Но Кип, завидев Терю с палкой, сам перепугался и от страха зашвырнул в гиганта древесным грибом, который ему удалось отколупать от поваленного дерева. Гриб достиг цели. Впрочем, Теря не особо сопротивлялся попаданию снаряда в цель, ибо теперь у него появился повод и Кипелычу вделать по самое нехочу. За всей этой картиной наблюдал Холст, подумывая, чью же сторону всё-таки принять. В результате он решил, что обе группировки не правы, и потому забросать шишками стоит  всех.
И полетели шишки. Пополам с грибами. Началась страшная неразбериха и хаос. Теря орал: “Кровь за кровь!”, Маня кричал: “Бой продолжается!”, Холст молча метал шишки в коллег, а Кипелыч, отойдя в сторонку, присел на брёвнышко и мелодично вопил: “Сда-а-а-а-а-аю-у-у-у-сь!!!”
И вдруг ему прямо в широко раскрытый рот угодил огромный гриб, мощная мясистая поганка! От неожиданности Кип дал по ней зубами, брызнул сок, и певца мгновенно скрючило от мерзкого вкуса. Бедняга взвыл, но было поздно: погань уже пролетела в пищевод!..
Полянка притихла.
- Сожрал?! – ахнул Теря в тишине.
Кипелыч страдальчески икнул, и на его глазах выступили слёзы. Предерьмовейший  вкус поганки совершенно отравил его.
- Что теперь бу-у-удет!.. – затянул Маня в ужасе.
- Форменный кипелыч-капут… - согласился Холст.
Кипелыч закатил глаза и шлёпнулся на землю.

…Через несколько минут его глаза нехотя, но всё-таки открылись, и он увидел над собой скорбные лица товарищей. Холст толкал речь.
-…Он был хорошим товарищем и отличным вокалистом! – глаголил Петрович, вознеся светлые глаза к небесам. – Правда, иногда его рык чересчур перекрывал моё соло, да и не только моё - эта глотка порядочно попортила всем нам нервы, но в целом он заслуживает быть достойно погребённым! Как говорили древние римляне: “Ad mortuis aut bene, aut nihil!”
- Не выражайся… - захрипел Кипелыч. – Терпеть не могу латынь, кхе… кхе… Гады… Тьфу… Головы поотрываю…
- Живой?! – хором закричали погребающие. 
- А то… - Кипелыч затряс головой и обернулся на Холста. – А вот за “погребённого” ты у меня сейчас сам так огребёшь – мало не покажется!
Кипелыч бросил взгляд на оставленный Терей дрын, поднял его одним жестом руки на воздух и отправил прямиком в Петровича!
Ловкий Холстинин успел отскочить и принялся подбирать челюсть, отвалившуюся от удивления до земли-матушки. Тем же занимались остальные.
- Чего? Чего вы так на меня уставились? – неожиданно грозно зарычал милейший Кипелыч. – Щас встану – вы у меня ляжете!
Арийцы, недоверчиво поглядывая на Кипа, собрались в кружок и начали обсуждать происшедшее.
- Видали, как он палку одним мановением руки? – ахал Маня. – Как это называется… Сколиоз?
- Телекинез, дерёвня! – подсказал Холст.
- Во-во! – отозвался Теря. – И бычит на всех без передышки! Слышите, как угрожает? О! Это, наверное, поганка его так… Я читал, викинги для злости перед боем мухоморами закусывали… Давайте-ка его протрезвим, что ли, а пока не прочухается – свяжем… А то опять в кого-нибудь дубиной запустит!
- Кстати, о дубинах… - несмело начал Холст. – Там на поляне Виталик остался с мотоциклами… Может, вернёмся, пока он там со скуки не околел?
- Да уж пора бы, - согласился Теря. – А теперь признавайтесь, у кого подтяжки на брюках есть?
 

- …Сначала мы тебе волосы отпилим, - с азартом рассказывал Дубу главный гопник. – Потом все клёпки с твоей куртки отдерём и тебе на лоб приколотим, чтобы сверкало! А напульсники шипастые придётся съесть… Да, без хлеба… А как съешь – так мы тебе зубы-то и удалим… Хочешь – клещами, по одному, а хочешь – кувалдой, по три-четыре за раз…  И вот как ты орать-то перестанешь, попритихнешь немного, так мы тебе на заду татуировку изобразим: “МЕТАЛЛ – ДЕРЬМО!” Согласен?
- Сколько оплатить в кассу? – мрачно осведомился Дубинин, ощущая, как неприятный холодок пронзает сначала корни волос, затем лоб, желудок, зубы, а под конец и пятую точку.
- Да ты что, братан, какие разговоры! Для врага-металлюги ничего не жалко, подарок фирмы!
- Ну-ну…
- Вот и соглашайся… Сам… Понимаешь, день сегодня солнечный, не охота уговаривать…
Произнеся это, мразюшник достал кастет и двинулся на Дуба. Виталий уже приготовился отправиться к праотцам, как вдруг стадо мотоциклов вокруг него само завелось, зарычало, загудело… Гопники отпрянули. Дуб удивлённо обвёл глазами Харлеи, и вдруг в глубине его тёмных очей плеснуло адским огоньком.
- Ага, испугались? – победно вскинулся он. – А ну назад, свинина бритая! Назад, говорю!
Мотоциклы двинулись с места и, описав небольшую дугу по поляне, развернулись на гопоту. Картина намечалась маслом: по центру – Дуб в героической позе, вокруг него сверкают чёрные хищные Харлеи, а с краю жмутся резко поостывшие гопники. Мотоциклы угрожающе рычат, встают на дыбы, роют колесом землю и, изящно выгибая чёрную спинку, играют рулями, наставляя их на противника как рога.
- Мама! – неожиданно тонко заорал главный гопник, резко развернулся и дал дёру в чисто поле. Его приспешники, понимая, что ковбой Дубинин не шутит, так же жалко завизжали и дали стрекоча во все стороны. Дуб заулюлюкал им вслед:
- В добрый путь, господа кретины! – и, обернувшись к мотоциклам, скомандовал:
- Ату сволочей!!!
 Мотоциклы, получив приказ, радостно зарычали и бросились в погоню, причём байк Виталика, вырвавшись у него из рук, полетел вдогонку за главарём, настиг и поддел его на рога (т.е. на руль).
- Это тебе за татуировку… - захохотал Дуб.
Разобравшись с негодяями, мотоциклы вернулись к хозяину и замерли в ожидании дальнейших распоряжений. 
Однако Дуб призадумался. Мотоциклы, разъезжающие среди бела дня сами по себе, без седоков – странное явление. Как же такое может быть?!
- Может, ещё как может! – из-за кустов показались остальные арийцы. – Виталик, жив, здоров?
- Жив-то жив, а вот здоров – это вот вряд ли! – покрутил пальцем у виска Виталик. – Харлеи сами ездят! Вернусь – первым делом к психиатру! А то сначала мотоциклы сами поедут, потом крыша…
- Больше ничего не поедет! – твёрдо заверил его Холст, выливая бутылку холодной минералки Кипелычу на голову. – Сейчас этот Акопян протрезвеет – и дальше поедем!
И засим арийцы поведали Дубинину всё, как было. И про лес, и про шишки, и про съеденный
вокалистом мухомор, и про сколиоз… То есть, телекинез…
-…Связали мы его Манькиными подтяжками, - рассказывал Холст, - рот шишкой заткнули и повели обратно, на поляну. Только подошли, смотрим – ты с бритоголовыми переговоры ведёшь, ну, мы его развязали и…
- Ага! – радостно согласился Теря. – Так и было. Он из-за кустов только руками машет, а Харлеи сами по его мановениям рычат и разъезжают! Театр!
- Скорее, цирк! – засмеялся Дуб.
В это время Кипелыч очнулся от мухоморного транса, отжал сырой хайр и слабо изрёк:
- А теперь всё то же самое, только с самого начала и помедленнее…
И Кипелычу вновь повторили все подробности его похождений.
- Не верю! – помотал мокрой башкой Валерий. – Ни в одно ваше слово не верю! Чтобы я, да  на кого-нибудь бычил?!
И, пока все отдыхали от пережитого приключения, он старательно записал всё в блокнот.

Был уже жаркий полдень, когда байкерская процессия расправилась с последними километрами и очутилась на дубининской даче.
Виталькин дачный участок держался от остальных особняком, на отшибе, впрочем, и соседские огороды так же не питали к нему симпатий – кругом торчали высокие заборы с красочными вывесками: “Осторожно, злая собака!”.
Из чего же состоял дачный участок Виталика? Прежде всего, это был просторный сарай, где хранились инструменты. Нет-нет, я говорю о лопатах, молотках, мотыгах и прочих орудиях труда, но уж никак не о “фендерах” и усилителях, как могли подумать многие.
Практически всё остальное пространство было отведено под плантации овощей и фруктов. Да, кстати, был ещё и дом… Недостроенный. Вот как раз им-то и предполагал заняться арийский состав.
Дом представлял из себя добротно сложенную кирпичную коробку в три окна с деревянным крыльцом. Этой избушке не хватало только крыши, а в остальном всё было окей. Арийцы обрадовались – оставалась такая малость, печалиться не о чем! Однако на самом деле… Впрочем, наверное, вы уже догадались!
- Куда это, Дуб, у тебя крыша уехала? – поинтересовался Кипелыч, глядя на недостроенный коттедж.
- К тебе домой, проверить, все ли у тебя дома, - обиженно ответил Дубинин и неожиданно вспыхнул: - За работу, товарищи, за работу!
Арийцы, картинно кряхтя и образцово хромая, поплелись к сараю за инструментом и материалом.
Стоит заметить, что к тому времени ужасно разогрело, из-за жидких облачков вылезло солнце и начало нещадно поджаривать арийские тела, тщательно запакованные в джинсу и кожу.
- Пункт первый! – провозгласил Дуб, входя в роль начальствующего лица. – Прополка грядок, натягивание плёнки на парник и полив свёклы!
Арийцы молча кивнули, и лишь со стороны Мани лёгким эхом грянуло: “О боже!” Дуб не обратил на это внимания.
…Через час огородная композиция была следующей: посреди огорода мечется Дуб, меняя оскрас кожи то с зелёного на красный, то с белого на фиолетовый, и кричит:
- Кипелов!!! Отойди оттуда! Манякин, стоять! Холст, не трогай! Теря, не-е-ет!!! Не подходи!
Что же с ним случилось? А то и случилось, что арийская братва-то, как выяснилось, только гитары с барабанами по-божески терзать умела, а вот с элементарной лопатой или мотыгой знакома была довольно слабо. В результате дубининский огород превратился в откровенный хаос. Дуб, понимая, что расплачиваться за это будет он и только он, начал сходить с ума.
Криками отогнав коллег от стратегически важных объектов, Дубинин решил, что чёрт с ней, с репой этой, не привыкать, а вот домик достроить всё-таки надо.
- Нале-во-о… равняйсь! – рявкнул пребывающий в полуобморочном состоянии Дуб на арийцев, чешущих затылки. – Слушать мою команду!  Ничего без меня не трогать! Не ломать, не колбасить! Вот вам доски, инструменты, вот вам дом! Чтобы построили мне – от сих до сих, приеду – проверю!
- А если… - робко начал Кипелыч.
- А если – вот тогда пасть порву и моргалы выколю!!! – завопил Дуб.
Он вихрем пронёсся в сарай, вытащил оттуда канистры, прикрепил их к байку и газанул с участка – за водой на другой конец посёлка, к колодцу…
- Уехал? – осторожно осведомился Холст, выглядывая из-за кустов. – Уехал! Не боись!
Арийцы вздохнули свободнее. Впрочем, расслабляться было нельзя. У сарая кучей громоздились доски.
- Пивка бы сейчас! – простонал Теря, сгибаясь под мощной доской, которую на него водрузили Холст и Маня.
- Щас он тебе такого пивка привезёт… - пригрозил Холст, взваливая другую доску на Кипелыча.
- Уй-ой… - проныл вокалист, шатаясь под тяжестью доски.
- Ничо-ничо, - захрипел Холстинин, нахлобучивая ещё одну доску уже на себя. – Маня, инструменты прихвати.
- Где?
- Чего где?
- Гитара твоя где? Сам сказал – инструменты прихвати! – Манякин выкатил удивлённые глаза.
- Мать моя женщина… - обречённо простонал Холст. Мимо с тяжким охом шатнуло Кипелыча под доской. – Молоток хотя бы возьми, умник!
- А-а-а, - понял Маня.
Строительство началось…

У арийцев есть такая особенность: если им что-то не нравится – ну, там совковая власть или война, проституция или наркотики какие-нибудь – они пишут про это песню. (Ну не умеют люди просто словами возмущаться, не умеют!). В данном случае им не нравился Дуб, дом и тяжёлые доски. Поэтому они запели на манер Раскачаем этот мир!:

Хитрый Дуб – двуликий зверь!

Он для нас откроет утром дверь,

А вот в полдень он заставит копать грядку!

Три лопаты, два ведра –

Выгоняет нас он со двора,

И идём мы как на верную смерть…

 

Но есть Дуб! Надорвёмся мы в саду!

Он сказал нам: “Я уйду!

Нужно мне достроить дом,

Достроить этот дом…”

Раскачаем этот дом! Хоть себя мы надорвём!

Здесь арийцам места нет,

Арийцам места нет…

 

Нам лучи глаза слепят,

И в навозе мы с головы до пят,

Мы устали, но работа не ждёт… Вот блин!

Холст в поту – он мокрый весь,

Кип с лопатой надорвался здесь,

Каждый понял: здесь бессилен сам бог!

 

Но есть Дуб! Раскачаем этот сад!

Нам нельзя идти назад!

Дух навоза рвётся в нос,

Навоза рвётся в нос…

Раскачаем этот сад! И вернёмся мы назад!

Здесь арийцам места нет,

Арийцам места нет…

 

И хоть ругайся, хоть кричи,

А будешь мазать кирпичи,

Месить цемент, рубить бревно,

Сбежать отсюда не дано.

Но неизбежен этот миг:

Кипелыч рухнет на парник,

Заденет Терю Холст доской,

Затопит души их тоской…

Глухой тоской!…

 

Стрелка к трём, и сада нет!

А в глазах горит усталый свет,

Мы в тенёчке бутерброды жуём… Но лишь

На часах возникнет пять –

И в саду мы возимся опять,

Будет долгим и кровавым наш ад…

 

Мерзкий сад! И за что нам этот ад!

Не вернуться нам назад!

Дух навоза рвётся в нос

И душит нас до слёз…

Ненавидим этот сад! Поворачивай назад…

Здесь арийцам места нет,

Арийцам места нет…

 

Допеть как следует третий куплет арийцы не успели. Внезапно кусты, окружавшие огородный участок,  затрещали, и в огород, круша всё на своём пути, ворвался танк…

Танк?! Танк!

- Это что?! – пробулькал кто-то из арийцев, пытаясь вправить челюсть. – Это что ещё за …?

Танк остановился, его крышка откинулась, и оттуда показался дедок в шапке-ушанке.

- А ну сдавайсь, ироды, - скомандовал старикашка, потрясая ушанкой, сорванной с плешивой башки. – Ханде-хох, волосатики!

Ответом ему было удивлённое хоровое гудение на основе звука э-э-э-э?” и восемь вылупленных на полную мощность глаз.

- Ну, басурманы, я предупреждал! – филином ухнул дедок и исчез в люке. Танк развернул башню, направил дуло на арийцев и шарахнул.

Арийцы брызнули по участку кто куда...

 

...Всюду рвались бомбы, летела земля, трещали кусты. Дедок на танке, гоняясь за арийцами, укатывал виталькины владения только так. Что было интересно, дедуля, видимо, бывший военный, стрелял поочерёдно то настоящими боевыми снарядами, то варёной свёклой...

 

...Из-за бочки осторожно высунулась кудрявая холстовская башка, обвязанная ветками для конспирации. Едва она успела отвалиться обратно, как в сантиметре от неё просвистел снаряд и угодил в грядку с морковью. Грядка превратилась в морковное пюре, а Холста швырнуло от бочки  метра на три.

Мимо проковылял полуживой Манякин, перемазанный кровью и свекловичным соком. Он попал под прямой обстрел и был серьёзно контужен. С другой стороны слышался героический рёв: Теря обстреливал танк капустными кочанами. Где-то слева пищал Кипелыч – уходя от свекольного фугаса, он угодил в малинник и запутался среди шипастых ветвей. Положение было – ну прямо скажем, не фонтан…

Удача изменила господам арийцам. Дедок на танке оказался удивительно проворен. Кипелыча он, как сказано выше, загнал в малиновые тенёта, Маньку ранил свёклой. Терентия он достал задним бампером танка по корпусу – причём так сильно достал, что вывалил беднягу в долгий и тяжкий нокдаун. Остался один Холст – самый осторожный и проворный член группы, но и ему Фортуна показала-таки свой откормленный прыщавый зад: удирая от танка, он попал в тупик, к соседскому забору. Картина обрисовалась следующая: серый забор, на его фоне – патетически-лохматый Холст с шестнадцатиугольными глазами, на него впритык направлено дуло танка, а дедок, высунув из башни башку, призывно вопит:

- Ханде хох!*

- Яволь, яволь… ферштейн…** - простонал Холстинин, отрубаясь.

- Их кондолире, майн камрад,*** - в полуобморочном состоянии посочувствовал Холсту Маня, от шока внезапно заговоривший на немецком языке.

Дедок торжествующе возбубнил гимн СовеЦЦкого Союза, и принялся собирать побеждённых героев с поля. Сначала он за ноги приволок Холста от забора, потом окончательно пришиб ещё живого Маню черенком лопаты, затем и Терю добыл. Не обращая внимания на отчаянный крик и мат, он выдрал из колючих кустов Кипелыча и, сгрузив поверженных металлистов в один огромный мешок, свалил на танк и повёз прочь…

   

* нем. "Руки вверх!"
** нем. "Хорошо, хорошо, я понял..."
*** нем. "Сожалею, мой друг"

 

…Тем временем вернулся Виталик.

Узрев свой раскуроченный огород, Виталик молча бухнулся на четвереньки, шустро прополз по периметру и, найдя пепелище от старого костра, сел рядышком и начал усердно посыпать голову пеплом.

При этом он слёзно вопил на манер Смотри!”:

 

Смотрю – где мой огород?

Куда смылся весь народ?

Словно дикий зверь перемял кусты…

Вокруг – кладбище цветов,

Из плантаций винегрет готов,

Будут мне теперь от жены кранты!

 

Немеет взгляд

На этот сад:

Всюду грязь вместо грядок и рассад!

О, сада больше нет!

Смыт надежды след,

Ни Холста, ни Тери!

О, скоро грянет гром

Нам за наш погром –

От Ларисы огребём!

 

Смотрю, вижу здесь следы!

Здесь танк укатывал плоды:

Передавлен хрен, вытоптан редис…

О, танк – генератор зла!

Тракторам и танкам нет числа,

Не поможет нам даже сам Гринпис…

 

Смотри! Здесь от танка след!

На танке ездит мой сосед,

Неужели он разорил мой сад?

Прощай, кладбище цветов!

Мести план давным-давно готов,

Без коллег и дома нет пути назад!

 

Допев последнюю строчку, он вскочил, смахнул с башки пепел и бросился напролом в уцелевшие кусты.

 

…Матвей Захарович оказался золотым человеком. Он был фронтовиком, борцом за справедливость и обладателем танка Т-1100.

Всего неделю назад у деда Матвея разнесли огород. Какие-то жуткие существа в громыхающей одежде, с длинными, заплетёнными в косички волосами явились среди ночи и с дикими криками порешили дедов огород на раз. Дед Матвей с внучкой Маней чудом спаслись в ближней канаве.

Утром, найдя огород в разрухе, Матвей решил не искать управы на негодяев в высших инстанциях. Он решил просто устроить обычную гуманную месть. А именно: выследить негодников, отловить и припахать на фронте по реабилитации огорода.

 

Теря открыл один глаз и увидел восхитительное фиолетовое полыхание, напоминающее свечение высших сфер. “Фингал”, -  с неудовольствием подметил Теря и разлепил второй глаз.

Рядом очнулся Кипелыч и громко запричитал. Слева скулили – Манякин кое-как приходил в себя. Где-то в отдалении, отплёвывая кровь, жизнеутверждающе гнусил Холст: “Что не убивает меня – делает меня сильнее, как говорил великий Ницше...”

- Какой кошмар! – вскричал Теря, глядя на свою подранную во многих местах косуху. - Вы мне ответите!

При этом он сгоряча больно стукнул полуживого Манякина. Маня почёл за благо выдать мощный визг и дёрнуть за волосы Кипелова. Кипелов ничего не заметил. Он был занят отрабатыванием пения приёмом вибрато на звуке “ой-ой-ой” и “ай-ай-ай”, а также “обескровили, уроды, обездолили, чтоб вас приподняло, да не сразу опустило!”.

Но тут над ними возник дед Матвей.

- Па-а-адъём!  - возвестил дед.

Ария тупо воззрилась на деда.

- Быстро встать! – приказал дед. – Я вам покажу, как чужие огороды уродовать…

Теря решил подняться, чтобы получше разглядеть говорящего с ним в таком тоне. Он разогнулся, поднял башку на высоту привычных двух метров и решительно двинулся к деду.

Что характерно, при этом к деду двинулись и все остальные арийцы, но не просто так, а особым способом: перепахивая носом землю.

Оказалось, что все они были скованы одной цепью за ноги…

- Это ещё что? – угрожающе спросил Теря, выкапывая из грунта связанных Холста, Кипелыча и Маню.

- А чтобы не сбежали! – ядовито выдал дед. – А теперь разговорчики в строю – отставить и за работу! Поднимайсь, поднимайсь! А не то сейчас как бабахну из танка – будете выбитые зубы сломанными руками собирать!

 

Рыча, Теря отошёл назад и начал поднимать коллег.

- Погано, - заметил Маня, оглядывая дедовский огород. – Большое у деда поместье, покруче, чем у Дуба.

- Это точно! – согласился Кипелыч. – А уж как разделан-то… И нам всё убирать!

- Ё-моё! – возмутился Холст. – Какого чёрта? У нас свой огород, у деда – свой!

-Что-о-о? – взвыл дед Матвей. – И он ещё будет рассуждать? Изверг лохматый, а ну марш – взял мотыгу и за свёклу!

Стоная, Холстинин поплёлся работать. За ним последовали остальные.

 

…Вечерело. Арийцы горбатились на деда уже часа четыре. Перекапывая разворочённые грядки, они страшно негодовали.

- Металлисты мы или кто?! – возмущался правдоруб Терентий. – Да где это вообще видано…

- У-у-у, - скулил Кипелыч, - мозоли на ладонях! Хоть бы рукавицы дали!

- Сумасшедший дед! - подпевал Холст, с усилием бухая в грядку лопатой. – В двадцатом веке живём. Крепостничество отменили в девятнадцатом! Дед, у тебя часы случайно не отстают?

Сзади незаметно возник дед Матвей с хворостиной и ощутимо вытянул философа по мягкому месту. Холст взвыл. Остальные сразу попритихли.

- То-то! – грозно подытожил дед, сверкая очами на арийцев.

И работа продолжалась вновь.

Ещё через час кто-то их металлистов не выдержал и рухнул прямо на грядку. Остальные выразили солидарность.

- Воды! – хором заголосили они.

- И пощады, пожалуйста, - добавил кто-то из кучи. – Четыре порции.

Дед хмыкнул, оглядел выдохшихся хулиганов и возвестил:

- Ладно, будет вам вода. Через часик.

Вы ведь не забыли, что колодец-то был на другом конце деревни? Ну вот. Вспомнив об этом, Ария воодушевлённо принялась за хоровой скулёж.

Дед прикрикнул на них, но за водой всё-таки решил съездить.

- Буду через час! – пригрозил дед кулаком, снаряжая свой танк. – И вот пока меня не будет – присмотрите-ка вот за этим!

С этими словами дед выгрузил из танка свою внучку – очаровательную крошку Маню.

- Маня! – напутствовал внучку дед.

- Чего? – деловито послышалось из арийской кучи.

- Цыц, лохмарики! – гикнул на арийцев дед и вновь обратился к своему чаду. – Ты уж присмотри за этими притырками, спуску им не давай!

Девочка кивнула.

- И чтобы не отлынивали у меня тут! Чтобы путно! – напоследок гаркнул дед Матвей, исчезая в танке. – Не дай бог Маня мне на вас пожалуется – я вас…

- Не пожалуется, - заверил его Холст, потирая пятую точку.

Танк развернулся и уехал.

Арийцы уставились на внучку Маню.

- Агу, агу! – попытался подлизаться к ней Кипелыч.

- Ага, ага! – бойко возразила внучка. – А ну взяли лопаты и за работу!

- Чувствуется школа деда, - проворчал Теря, поднимаясь.

- Манечка, - взмолился Маня, - тёзка миленькая! Может, мы передохнём?

- Работать, хулиганьё! – парировала Маня. – И сейчас же. А не то деду пожалуюсь.

- Не надо деду! – испугался Холст. – Мы поняли.

“Хулиганьё” вздохнуло и вновь взялось за лопаты. Между тем, начинало темнеть…

Внезапно за кустами на юге огорода что-то зашумело. Маня, работавший рядом, отскочил. Арийцы остановились. За кустами явно кто-то был…

- Йоу, йоу! – пьяно завыло в кустах. – Децл жив!

- Йоу! Йоу! – ответило с десяток голосов.

Затем послышались странные звуки, напоминающие дикое биение в бубен.

- Что это? – побелел Теря.

-  Репперы! – ужаснулся Маня.

- Зато умрём за правое дело, - заметил Холст весомо. Гордый человек наш Холст! Лучше пострадать от реппера в бою, чем от хворостины деда Матвея. 

Из кустов показались репперы.

- Это кто ещё тут? – завёл речетативом передний реппер.

- Йоу! Дед Матвей внучков на огород привёл!

- Йоу, будет колбасно! Йоу, внучки!

Арийцы построились в рядок, заслоняя собой Маню. В том смысле, что внучку.

Рэпперы подошли ближе, кто-то засветил зажигалкой. Йоканье пократилось…

- А-а-а! Металлюги!

Всё смешалось в доме Облонских, всё обломилось в доме Смешальских, как говаривал Лео Толстой! Арийцы, осознав, что репперов слишком много, бросились наутёк, причём Маня-старшенький успел прихватить Маню-младшенькую.

Репперы, не чуя подвоха, разделились и понеслись за металлюгами. Адская машина завелась.

 

За Холстом бежало трое крепких репперов с бейсбольными битами. Догнать и отколбасить металлиста – это ещё не так приятно, когда он хреначит от вас молча. А вот когда он, удирая, умудряется раздражать преследователей умной лекцией на тему “Преодоление расовой неприязни в трудах Конфуция” – вот уж где начинается кайф!

Ещё пятеро преследовали Терю. Но и Теря оказался весьма жестоким умником. Убегая, он подробно излагал содержание своего сайта teria-ru, наставляя реппаков, каким концом следует держать гитару. Рэппаков чуток подташнивало. Ничего сложнее обычного детского синтезатора у них в руках никогда не бывало.

Преследователям Кипелыча повезло немногим более. Кип не молол такой откровенной чуши, аки Холст, и не сыпал гитарными терминами, подобно Терентию – он просто пел. Репетировал с рэпперами их коронный “йоу” на разный манер:

- Йо-о-о-о-о-оу! Повторяйте!

Рэппаки послушно тянули:

- Йо-о-о-о-о-оу!

- Маладца! А ещё? Ма-а-ми-и-йо-о-оу! Ага, вот так! В носовой резонатор звук гоните, в носовой резонатор! Вот так, да! Ритмичнее дыхание! Да! Вибрато, вибрато активнее!!! Йо-о-оу-у-у-у!

Один Манякин вёл себя с рэпперами более-менее прилично. На одном плече он тащил Маню, на другом – авоську с чесноком, которую Маня-внучка извлекла из потайных загашников деда Матвея. Вот так, с Маней на одном плече и с чесноком на другом, он представлял из себя довольно грозную мобильную турель. Маня-внучка, оседлав плечо Александра, с удивительной ловкостью метала в рэпперов чеснок. Впрочем, потом Манякину стало завидно, и он, взяв пример со своих более бессовестных коллег, тоже начал читать рэппакам лекцию о том, из какого дерева лучше всего изготовлять барабанные палочки.

Так пролетело минут пятнадцать. За эту четверть часа произошло просто невероятное: преследователи превратились в последователей…

- …Платон сравнивает человеческую душу с колесницей, в которую запряжены белый и черный кони – благородное и низменное начало в человеке. Возничий колесницы – Воля, штурман – Разум. Когда возничему удается смирить низменное начало, душа может подняться и вместе с богами созерцать подлинное бытие… - поучительно гнал бессовестный Холст, сидя в позе лотоса в кругу притихших репперов. - Платон насчитывал помимо душ богов девять разрядов человеческих душ: душу металлиста, классика, панка, гота, альтернативщика, барда, шансонщика, попсовика и, наконец, рэппера…

Рэппаки слушали с особым вниманием.

- …Тэппинг предполагает игру обеими руками по грифу, - раздавалось справа. Там сидел Терентий и растолковывал реппакам основы игры на электрогитаре.

- …Если вибрато не получается, значит, не тем местом поёшь, - вдавался в подробности Кип чуть левее Терентия. – Чего? Да не жо… не задницей, дурень! Не тем местом – значит, грудью, а петь надо животом, нагнетая воздух диафрагмой…

- …Вообще из ясеня здоровские палочки получаются, из берёзы вот похуже, - распинался Маня, отчаянно жестикулируя. – Ну, можно ещё из ели, но самые классные – это однозначно из дуба!

Зря Маня палочки из дуба вспомнил… Потому что правило у нас в России есть такое: вспомнишь гадину – вот тебе и дадено!

Даденым оказалось всё: и палочки, и дуб… Точнее, Дуб. И не палочки, а самые что ни на есть палки и дубины.

Кусты вновь затрещали и в перспективе оказались… гопники! Та самая гопота, с которой некогда столь весело расправились Дуб и намухоморенный Кипелыч! Теперь их было раза в три побольше, причём вёл их всё тот же главарь, поддетый на рога дубининским Харлеем…

- Ага! – завопил он. – От нас не уйдёшь! Думали так просто сбежать? Не выйдет! Из-под земли достанем! Выходите драться!!!

Армия за его плечом щёлкала кастетами, лязгала цепями и похлопывала дубинами. Металлистов выследили.

- Смерть наша грядёт, братья, - тихо заметил Холст, - так восславим же великого Фридриха Вильгельма Ницше, завещавшего мочить быдло мира сего без пощады!

- Воистину! –  дружно грохнул отряд рэпперов,  проникнутых духом учений Холста.

- А сейчас у нас будет практическое занятие! – со своей стороны провозгласил Теря. – Сейчас мы будем учиться великой науке уничтожать естественного врага честного металлиста – гопника! Итак, взяли в руки свои биты и представили, что это гитара…

- А чем мы хуже? – вопрошал своих последователей Кипелов. – Последуем же примеру легендарного Стентора! Будем разить противника силой голоса…

Сзади хихикали Мани: Маня-старшенький водрузил Маню-младшенькую себе на плечи, а в руки взял мешок с чесноком и помидорами. Таким образом получилась артиллеристская установка с кодовым названием Двойная Маня”. Выглядело данное сооружение внушительно.

- Консолидируем силы! – призывно завопил Холст. – Полк правой руки!

- Готов! – отвечал ему Теря громовым голосом.

- Полк левой руки! – скомандовал Холст.

- Готов! – отвечал Кипелыч на до-диезе второй октавы.

- Артиллерия, на взвод!

- Есть на взвод! – отвечали Мани.

- Полный набор! – торжествующе объявил Холст. – Только засадного полка не хватает...

А вот это, как оказалось, было ещё не факт, ой не факт!

Битва началась...

 

План Огородной БитвыСама по себе эта битва напоминала сразу два крупных военных сражения. Во-первых, по размаху она очень даже катила на Битву Народов (Лейпциг, 1813 год), так как в ней участвовало сразу несколько наций: нация металлистов (она же арийская нация), затем нация репперов и нация гопоты. Более того, на поле боя присутствовала также внучка Маня.

Во-вторых, построение арийской объединённой армии очень напоминало построение армии на Куликовском поле. Впереди стоял Холстовский полк – главный. Справа – полк Терентия, полк правой руки. Слева находился полк левой руки (а точнее, глотки), полк Кипелыча. Сзади – лучник (чесночник и помидорник) Маня с артиллерией. Кто знаком с расположением солдатни на Куликовском поле, тот, как и Холст, тоже припомнит, что должен быть ещё и засадный полк… И он, хэ-хэ, действительно будет.

   

...Крушили всё подряд. Холст косил налево и направо, его репперы дрались, как львы. Артиллерия объединённых Маней старалась от души, помидоры летели дождём. Теря и его гитаристы, рыча, месили гопоту в мясо, а Кипелыч со своим полком пел на мелодию “Прощай, Норфолк!”:

 

Мы в огороде сходились на бой,

Гопники дико гордились собой:

О-о-о, огребёт металлист!

Но неизвестно, кто правит судьбой –

Будет решающим сей мордобой,

О-о-о, трепетал каждый  лист!

 

Припев подхватила вся арийская армия:

 

Прощай, Матвей!

За честь металла мы умрём!

Прощай, Матвей!

Мы негодяям нос утрём!

 

Мы не отдадим им сердце,

Мы – девятый вал!

Перебьём всех иноверцев,

Кто б не приставал!

 

Тут кто-то из ополчения Тери обнаружил около сарая корыто с навозом и быстро мобилизовал во славу Металла и Матвея:

 

Выльем мы на них корыто,

Где протух навоз,

Все сегодня будут сыты

Мерзким калом коз!

 

И шквал козьего навоза настиг передовой полк врага.

Песня продолжалась:

 

Стоек и страшен в бою весь наш род!

Войско Матвея хранит огород!

О-о-о, Холст сказал нам – пора!

Рэпперы с Арией бьют гопоту,

Крики и вопли слышны за версту,

По-умнели теперь рэппера!

 

Прощай, Матвей!

За честь металла мы умрём!

Прощай, Матвей!

Мы гопоту всю перебьём!

 

Холст, как демон, бьёт уродов,

Бьёт без лишних слов –

Отучить от огородов

Мы должны козлов!

 

Но оборона слабела... Гопота так просто не сдавалась.

 

Кип и Теря озверели,

Рэппер стал как панк...

Мы слабеем, но приходит

Нам на помощь танк!!!

 

И точно! В этот момент в огород вломился танк деда Матвея! 

 

С танком вернулся великий Матвей,

Гопники станут добычей червей,

О-о-о, значит, точно побьём!

Гопники было рванули к кустам –

Кто-то с дубиной крушит их и там,

О-о-о, то Виталик с дубьём!

 

А Холст в начале битвы ещё сожалел, что не хватает засадного полка! Как же – не хватает! Хватает и с лихвой: круша на своём пути всё, в эпицентре событий материализовался разъярённый Дуб и начал бешено наворачивать вокруг себя отменным полутораметровым дрыном. Как достойный ученик Гнесинки, он не мог драться молча:

 

Прощай, Матвей!

За честь металла мы умрём!

Прощай, Матвей!

Мы гопоту всю перебьём!

 

Гопник жарит без оглядки,

Гордость стала тлен!

Окружаем их остатки

И берём их в плен!

Завтра будет им работа –

Чистить огород...

Отобьём у них охоту

Разорять народ!

 

Под эти победные вопли гопота была взята в плен… Битва была выиграна!

 

А утром дед Матвей устроил разбор полётов.

Все участники битвы, начиная от рядового рэппера Васи Петрова и кончая главарём гопников, оказались увязаны в одну шеренгу. На воле остались только Дуб и Маня-младшенькая.

- Будете мне возмещать урон! – сурово заявил дед. – И не только мне…

- А ещё и мне, - противным голосом возвестил засадный полк” Дуб-с-дубьём. – Чтоб крышу мне сделали! А не то уйду рэп петь. Вот тогда попляшете!

Ария и перевоспитанные роком рэпперы при одном упоминании рэпа затряслись.

- С рэпом и гопотой покончено навсегда! – провозгласил дед Матвей. – Условия устраивают?

- Прошу отменить хворостину как административную меру, - подал голос Холст.

- Принято!

 

За два дня оба огорода были восстановлены на все сто. Дуб был спасён, Ария тоже. Рэпперы полностью перевоспитались и стали примерными металлистами, гопота и думать забыла о прежних делишках. Арийцы, вернувшись, дописали альбом и закатили мощный концерт, на котором присутствовали все участники Огородной Битвы. В общем, сказка ложь, да в ней намёк: уважайте русский рок!


 
Hosted by uCoz