Праздник
Дураков
Весенняя феерия
I.
Глава первая – о том, как металлисты иногда
сходят с ума и к каким неприятным
последствиям это приводит.
Вот хоть верьте, хоть
не верьте –
Металлисты – те же черти.
Только поумней немного
И немного верят в Бога…
- Работать! –
вопил Холст, вихрем пробегая по студии. –
Работать!
- А… - из дверей подсобки, где хранились
старые усилители, показалась было голова
Сергея Попова.
- Бэ! – решительно возразил Холстинин, метко
запуская в голову Сергея пластиковой
бутылкой из-под пива.
- Цэ! – отметил он, пучком проводов сгоняя с
дивана прикорнувшего там Виталия.
- И далее по списку, - удовлетворённо
подытожил он, наблюдая следующую картину:
все судорожно работали, кто-то что-то
записывал, кто-то что-то сводил, кто-то что-то
отрабатывал…
- И если я, - он погрозил в пространство
кулаком и двинулся к дверям, - и если я ещё
раз замечу в студии такой бардак и
беспредел, то я… А-а-а-а!
Он запнулся о клубок валявшихся на полу
проводов и рухнул в кучу распечатанных нот…
- Это надо лечить! – решительно заявил Дуб,
разглядывая поверженного фюрера “Арии”. –
Он уработается.
- Мы уработаемся раньше, - возразил Сергей.
- И не спорю, - согласился Виталий. – Что
будем делать?
- Действовать, - коротко ответил барабанщик
Макс.
- Макси-и-им… - внезапно застонал “фюрер”.
– Тарелку ослабь в новой песне… Гитары
забиваешь… Ещё раз там эту колокольню
услышу – голову отверну-у-у…
- Отвернёшь, если встанешь, - тихо сказал
Макс.
- А за нарушение дисциплины…
- Слышали уже, – устало возразил барабанщик,
- поновей-то ничего нет?
Холст уже не слышал. Он отключился
окончательно.
- Всё, кончилась моя семья, - констатировал
Дуб. – А я говорил ему, а я говорил…
- Я вот тут подумал… Сегодня первое апреля…
- несмело начал Попов, косясь на настенный
календарь.
- Ба! – Дуб так и сел. – Первое апреля? А у нас
ёлка до сих пор стоит…
- Тьфу ты! – выругался Попов. – Какая ёлка,
Виталя? Праздник Дураков же!
- А, ну да-а-а, - с пониманием протянул Макс, -
профессиональный праздник, Серёга, это
серьёзно. Ну, мы тебя поздравим, ты не бойся,
можешь даже пораньше уйти…
- По уху захотел, да? – Сергей положил руки
на пояс и угрожающе осклабился.
- А если даже захотел, что с того? – беспечно
сказал Макс, потихоньку доставая из-за
пояса барабанный палочки. – Имей в виду, за
козла ответишь.
- За козла? Ха, сам за своих родственников
отвечай.
- Нет, Серёжа, давно тебя не били…
- Ну, если и били когда, то тебя там точно не
наблюдалось! – возразил Сергей, довольно
улыбаясь.
- Хорош помелом трепать! – одёрнул их Дуб. –
Надо с ним что-то делать…
- В декрет его отправить, - мрачно пошутил
барабанщик.
- А чего? – ядовито загорелся Виталик. –
Идея! Вот ты и отправляй! Ну давай, прямо
сейчас и начинай отправлять!
- Да не, - покачал головой Попов. – Не в
декрет его надо, а куда-нибудь так… Эдак…
Ну, главное – где тепло и беззаботно…
- К наркоманам в подвал, что ли? – поёжился
Дуб. – Это ты загнул.
- Да к каким наркоманам, чудовище? В
санаторий его надо!
- В какой? Ты спятил? Его ж такого теперь
только в Кащенко примут!
- У тебя чуть что – сразу Кащенко, -
недовольно проворчал Попов. – Кто про что, а
вшивый всё про баню!
- Есть идеи получше?
В самый интересный момент перепалки Холст
очнулся и в полуобморочном состоянии
продолжил лекцию.
- Концерты на носу, скоро в тур ехать, а у них
и конь не валялся! А всё почему? Почему,
спрашивается, они не валяли коня? А всё
потому, что они в это время валяли дурака!
Вот и получается, что валяют они дурака
вместо того, чтобы…
Тут Холст слегка запнулся и замолк, поймав
на себе обезьяньи взгляды друзей.
- Зачем ты так самокритично, - удивлённо
сказал Виталий. – В данный момент мы валяем
именно тебя, а не какого-то там коня и уж
точно не дурака. Ты плохо о нас думаешь,
думая, что мы о тебе плохо думаем…
Лицо Холста приобрело несчастный,
землистый оттенок.
- Убью всех, - спокойно ответил он. – На
струнах повешу. Все гитары о вас обломаю.
Медиаторы в уши засуну. Каподастр в пасть
запихну…
Виталик кивал и загибал пальцы. Сергей
зевал в рукав, Макс считал ворон в окне.
Но всё имеет свой конец, и внезапно лекцию
Холста прервал дикий крик барабанщика.
Максим орал благим матом, глядя в окно и
тыча туда пальцем:
- Господи Иисусе!
- Где? – испугался Холстинин, вскакивая на
ноги.
- Да там, внизу! – испуганно крикнул Макс и
полез прятаться за барабаны.
- Кто там внизу? Господи Иисусе? – удивился
Дуб. – Однако! Он что, выпил?
- Кто выпил?! – удивился Сергей. – Господи
Иисусе выпил?
- Ты что, совсем спятил? – крутанул пальцем у
виска Виталий. – Барабанщик наш, говорю,
выпил. А ты говоришь – Господи Иисусе выпил…
- Что?! – взревел Холст. – Он выпил?! Да он ещё
и Господи Иисусе? Ну, я ему сейчас покажу “Господи
Иисусе”! – и он, схватив пучок проводов
побогаче, ринулся за барабаны –
разбираться с якобы пьяным, но горячо
верующим работником хэта и бас-бочки.
…Установку разломали, как бы прискорбно
это не казалось. Макс, удирая от озверевшего
фюрера, в отчаянии прыгнул в вокальную
кабину и повстречался там с мирно
работающим Беркутом. Артур от
неожиданности издал порядочный крик, упал
на сложную систему звукозаписи, раздолбал
микрофон и вдрызг подрал все провода,
которые Холст паял всю прошлую ночь.
- Я абсолютно трезв! – оправдывался, прыгая
на стены, Макс. – И в бога верю как все
обычные люди – то есть, не верю, пока не
припёрло! Так вот, Владимир Петрович, не
доводите меня до состояния “припёрло”, а
то я сейчас уверую!
- Медиатор тебе под ноготь, сволочь… Поймаю
– живым не уйдёшь!
- А! Припёрло! Вот – слышите? Начинается! Что
ж Вы со мной сделали, Владимир Петрович…
Господи, помилуй меня, грешного! Иже еси на
небеси…
- Что он несёт? – не понимал Попов, поднимая
Беркута. – Он что, и вправду выпил?
- Да нет, он не пил! Вовсе он, Серёга, не пьян!
– пытался всё объяснить Дуб. – Да он сейчас
так же пьян, как и ты!
- Что-о-о?! – взвыл Холст. – И ты пьян? Ах ты…
Холст плюнул на Макса, который забился в
угол и оборонялся от Холста сложенными в
крест барабанными палками, и двинулся на
Попова.
- Я не пьян! – орал Серёга, удирая от
Владимира. – Вот могу зуб дать! Ни я, ни Макс!
Это всё Дуб языком своим мелет не знай чего,
вот и получается… Да он сам пьян!
- Ах вот оно что… Вот кто дьявольски
развращает общественность, пока все
остальные праведно пишут песни во славу
Божию! – всхлипывал в уголке Макс. – Виталя!
Небом прошу – вернись на путь истинный,
покайся! Мы всё простим!
- Однако! – Дуб недовольно поморщился,
хорошенько схлопотав от появившегося рядом
Холста проводами. – Они грешат направо и
налево, а епитимья – мне? Ну нет уж, братья,
счас я вам Страшный Суд-то устрою!
С этими словами Дуб ринулся в коридор,
оттуда – в раздевалку… Возвращался он
натяжеле – с сумкой Попова и рюкзаком
Удалова.
- Вот! Глядите! – орал он, вытряхивая
содержимое сумок на пол. Из одной валились
пивные бутылки, из другой – свечи и
церковные книги…
- Сжечь еретиков! – внезапно агрессивно и
мощно завопил Беркут, подпрыгивая на месте.
– Сжечь ведьмака Серёгу! И прислужника его,
мелкого беса Макса, тоже спалить!
Щёлкнула холстовская зажигалка.
- Ай блин! - крикнул Попов, хватая
подвернувшуюся под руку швабру. – Он не
шутит! Максимка, откуда у тебя Евангелие в
рюкзаке?
- В аптеке купил, - ядовито отвечал Макс,
потуже затягивая на поясе рясу (!), сделанную
из шторы, - не щёлкай хлебалом, брат Сергий,
сейчас будем изгонять бесов!
Попов в ответ передёрнул на швабре ручку на
манер затвора и пошёл на Холста в
рукопашную.
- Прикрывай с флангов! – крикнул он и…
…И был абсолютно прав. Потому что в
следующий момент именно это и пришлось
делать – прикрывать с флангов. Ибо
показывать фанатам такой позор, как драку
кумиров – не этично.
Кстати, а откуда фанаты? Да, собственно,
пришли вот. Да и Макс-драммер орал про
Господи Иисусе совершенно не зря – их-то он
и видел в самом низу из окна.
Барабанщик, сорвав с себя рясу, с милой
улыбкой прикрывал ею обрисовавшуюся
картину с флангов; Дуб, в офигительной лыбе
выкатив вперёд всю белоснежную челюсть,
закрывал крестоносцев спереди ещё одной
шторой, которую удалось содрать с окна в
раздевалке.
- А… - протянул в недоумении
предводитель фанатов – детина лет двадцати
трёх в байкерском прикиде. – Мы вот как бы
это… Это самое… За автографами как бы мы…
- Дети мои! – истошно заныл Холстинин, вешая
связку проводов себе на шею и с
распростёртыми объятьями надвигаясь на
фанов. – Дорогие мои, милые! Милые фанатушки-ребятушки
мои бесценные! Любимые, славные, верные!
Голубчики мои!… ПОШЛИ ВОН!!!
Фанов как ветром сдуло. Холст вздохнул,
поправил воротник, закрыл за фанатами дверь
на два оборота и вернулся на поле боя.
- На чём мы остановились, господа? –
осведомился он с задумчивым видом.
- Вы, господин аббат, нас с Максом на костре
пожарить собирались, - вежливо подсказал
Сергей. – Аки еретиков и ведьмаков!
- А, - вспомнил Холстинин. – Было дело. А за
что?
- Я напился, кажется, - пожал плечами Сергей.
– А Макс вон запрещённые книжки читает.
- Он умеет читать?! – тихо удивился Дуб. – А
на прошлой неделе заставил меня ему вслух
курс физики высоких энергий читать,
божился, что сам не умеет!
- И? – с ужасом вопросил Беркут.
- И! – передразнил его Дуб. – И – десятая
буква алфавита. У меня язык распух, мозги
сварились, я потом на этой… как её… на
альфа-аминоуксусной кислоте разорялся,
башку лечил!
- Я не виноват, - заныл Макс. – Физика для
меня – филькина грамота, в смысле, лучше
тексты Фильке Киркорову писать, чем физику
высоких энергий самому учить…
- Вот, а ты говоришь – Евангелие! – заметил
на это Попов. – Он физику читал! А я не пил.
- Глупость какая, - пожал плечами Холст. –
Пить можешь сколько угодно, читайте хоть “Мурзилку”,
а я топиться пошёл. С вами мне не жить.
Холст бросил зажигалку, провода и поплёлся
в раздевалку собирать манатки.
- Эй! – крикнул вдогонку Макс. – Эй-эй-эй!
Владимир Петрович, Вы куда?
- Топиться он пошёл, ты не слышал, что ли, -
ответил Дуб. – Не переживай – потопится-потопится
и успокоится.
- Совсем ты одубел, ВитальЛексеич, -
хмыкнул Сергей. – Вот сейчас сиганёт Вовка
с моста в Москву-реку и конец нашей группе!
- Отдохнём! – радостно крикнул Беркут, почти
сразу же огребая царского тумака от басиста.
- Я тебе дам – отдохнём! – заорал на него
опомнившийся Дуб. – Бежим за ним!
Макс рванулся к двери, которой мгновенье
назад хлопнул Холст.
- Заперто! – с квадратными глазами
возвестил он.
- Что за чертовщина?
- Никакая не чертовщина! – подпрыгнул на
месте Виталий. – Он убиваться пошёл! А нас
запер, чтобы не остановили! Ах бедный я
несчастный, один останусь… И на кого ты
меня покидаешь, кормилец!
С этими воплями Виталик бросился на дверь –
молотить в неё, что есть силы.
Барабанщик заткнул уши.
- Прекрати, Дуб! Хоть бы в ритм попадал…
Дубинин оскорбился:
- Я, может, в ритм не попадаю, зато в дыню
попасть могу очень даже недурственно!
Удалов в ответ щёлкнул зубами.
- Хорош! – остановил вояк Сергей. – Дело не
шуточное. Холстинин, конечно, плавать умеет,
но ради такого случая разучится. Надо
остановить…
- Сначала дверь сломай!
- И сломаю!
- Силёнок не хватит!
- Силёнок-то нет, а вот мозгов – да!
Макс покрутил пальцем у виска.
- Мозгами будешь дверь ломать? Видать,
дубовые они у тебя, Серёг.
- Не путай! – строго возразил Попов. –
Дубовые – это у Дуба, а у меня – свои.
- Если у него Дубовые, то у этого – поповые…
- задумчиво протянул Беркут и тут же
схлопотал. На этот раз от Сергея.
- Разговорчики в строю! Холст уже небось к
мосту подъезжает.
- Что делать-то? – запричитал Дубинин.
- Думать! Сломаем эту дверь силой интеллекта!
…Через две минуты ожесточённого
целенаправленного мата четверых матёрых
металлистов дверь завяла и свернулась в
трубочку.
- Вперёд! – заорал Дуб, вырываясь за пределы
студии, мгновенно вылетая на лестницу и
безбожно наворачиваясь на первой же
ступеньке.
- За ним! – провозгласил Попов, не менее
кощунственно катясь кувырком по той же
лестнице.
- За Петровича, за металл! – весело гоготал
Макс, не удерживаясь и шлёпаясь с лестницы
вслед за гитаристом.
Беркут вышел последним, тоскливо посмотрел
вниз, вздохнул и тоже навернулся – до
самого низа…
…Лёжа в одной куче у выхода, металлисты
рассуждали.
- Почему мне всегда так не везёт, Попов? –
удивлялся Дуб. – Почему если я падаю и падаю
не один, на мне всегда сверху оказывается
туша не меньше 90 кг?
- Пересчитай, пожалуйста, в литры, - смущённо
просил Сергей. – Я в килограммах с трудом…
Плотность бери по этанолу.
- А как же, и в унции тебе сейчас пересчитаю,
и в караты. Барабанщик, дуй за калькулятором.
- Бегу, палочки теряю.
- Ты кому грубишь? Ты на кого наезжаешь?
- Петрович топится… - тихонько подсказал
Беркут, лёжа в самом низу натюрморта.
- Обожди! – грубо оборвал его Дуб. – Что за
дела, драм-машина с волосами? Ты кому так
отвечаешь, а?
- Хочу и дальше так буду отвечать!
- Ах ты!…
- Петрович топится!
- Да обожди ты! Вот я тебе, Максимка, в репу-то
дам!
- А я тебе в дыню!
- Топится же! – ныл Беркут, пытаясь вылезти
из-под кривосплетений чьих-то ног.
- Вокал! Заткнись! Не видишь – соло на басу и
барабанах!
- Ну топится же, ну! – Артуру в рот попали чьи-то
шнурки.
- Цыц! – хором рявкнула на него ритм-секция,
синхронно грозя кулаками. Басист и
барабанщик разошлись не на шутку.
Но тут Попов решил, что соляк ритмзадающих
инструментов затянулся, и потому он решил
сыграть небольшой гитарный бриджик с
последующим заходом в новый куплет. Он
растащил басиста и драммера в разные
стороны и вытащил на свет Божий Беркута.
- Спой, пташка, не стыдись! – одобрительно
сказал он Артуру. – Давай, протрезви этих
придурков!
- Можно, да? – смущённо и интеллигентно
прошептал Беркут.
- Валяй, не стесняйся! – толкнул его в спину
Сергей.
- А-А-А-АГРРРРХ! – неожиданно взревел певец.
Басист и барабанщик зажмурились и присели…-
слушать мою команду! Холст топится, а вы тут
драку затеяли!
Беркут явно не шутил (гроулингом не шутят!).
Отрезвлённые музыканты живо похватали из
прихожки косухи и плащи и выскочили из
тёмного холла студии в сияющий мартовский
день.
II.
Глава вторая – о том, какова же настоящая
величина шила в задницах русских
металлистов и к чему приводит сезонное
обострение этого шила.
Прямо у дверей студии весна
соорудила преогромную мерзкую лужу,
поэтому арийская спасательная операция
началась с увлекательного круиза по
импровизированному водоёму…
Первым до берега доплыл Дубинин. Он не
возмущался, не ругался на подлое время года
– он уверенным брассом рассекал мутную
жижу лужи, ибо впереди, аки три тополя на
Плющихе, маячила великая цель – спасение
утопающих холстов от рук самих же утопающих
холстов.
Серёга Попов не плыл – просто скучно шёл.
Рост позволял.
Гордая птица Беркут оказалась
водоплавающей. Покачиваясь на волнах, Артур
грёб изо всех сил лапками и таки догрёб.
Втроём они собрались у берега лужи, сели и
стали ждать Максимку Удалова. Примерно
через десять минут его выбросило на берег
прибоем, и тогда вся компания оказалась в
сборе.
- На какой машине поедем? – вопросил Дуб,
оглядывая арийскую парковку.
- На чистой, - хором ответили музыканты.
Чистой была машина Попова.
- Садись за руль! – коротко приказал Дубинин
Удалову.
- Хэй, - возмутился Сергей. – Может быть, всё-таки
я поведу? Тачка-то моя.
- Вот потому-то и поведёшь не ты! – отрезал
Дубинин. – Хрен мы с тобой такими темпами
Холста догоним!
Ну конечно, кому охота гробить свою машину?
- Удалой, жми на газ!
…Дорогу музыканты посвятили кто чему.
Беркут, скажем, посвятил её духовным
исканиям: искал под креслом пилочку для
ногтей. Вы, конечно, спросите, какая ещё
пилочка у Беркута? Естественно, никакой. Но
представляете, какую покатуху устроили бы
его друзья над Серёгой Поповым, если бы
Артур всё-таки нашёл в его машине настоящую
пилочку для ногтей?
Пресловутый Серёга Попов сидел на заднем
сиденье и тихо стонал: “Тормози, тормози!”
Дуб всю дорогу строил Удалова:
- Жми на газ, сколько раз повторять! Жми, не
успеем! Здесь налево сверни… Налево, я
сказал! Дурак, на другое лево!
Максимка возмущался:
- Товарищ начальник, нельзя быстрее! Вон там
ментура на углу, заметут!
Самоотверженный Дуб был готов и к заметанию.
- Заметут – им же хуже! Мы – группа “Ария”,
слуги народа. А они кто? Они –экзистенциональная
этернально-индигнантная субстанция,
фрустрирующая и пауперизирующая социум!
Остальные “слуги народа” слегка окосели
от такой формулировки (“Дух Петровича с
нами!”), а Макс вообще чуть в дерево машину
не вписал.
Авто мчалось вперёд…
III.
Глава третья – физкультпривет. Комплексный
побег от гиподинамии и гитариста
Терентьева.
- Охо-хо-хо-хо-хо!
– Маня звучно зевнул и потянулся, широко
разбрасывая в стороны крепкие драммерские
руки.
- Чего? Где паузу подольше держать? – у него
под боком проснулся Теря и спросонья ничего
не расслышал.
- Какую паузу? – испугался прикорнувший с
другого бока Маврик. – В какой песне?
- Что, ещё раз переигрывать? – поперёк Тери
дремал Харёк и, услышав командные голоса
гитаристов, сразу же пришёл в боевую
готовность.
- Лежи, не дёргайся, - протяжно запел си
бемолем сквозь полудрёму Кипелыч,
расположившийся рядышком. -
Нарывался тут уже один такой…
- И что с ним стало? – глаза Лёши в ужасе
расширились.
- За пивом послали, - мило хихикнул Кипелыч,
не приходя в сознание. Засим он сочно зевнул
и повернулся на другой бок.
При упоминании пива Лёша в ужасе закрыл
глаза. Действительно, нет ничего хуже, чем
идти за пивом, особенно в такой день. А вот
Теря при упоминании пива наоборот очнулся и
сделал надлежащие выводы. В смысле, сделал
надлежащего над ним, а то есть – Лёшу. Он
просто скинул его на пол.
- Хорош, отдохнули и – за работу! – рявкнул
он.
Вообще-то отдых был музыкантами группы “Кипелов”
вполне заслужен. Накануне они славно
потрудились, записывая очередную песню, а
после попадали в изнеможении в одну кучу и
заснули, кто как упал.
- Теречка, давай ещё немножко поспим… -
Кипелыч схватил Терентия за край свитера.
- Да-да, ещё маленечко, - взмолился с другой
стороны Маня, вцепляясь в терину брючину.
Терентия тянули в разные стороны. Он
поморщился, дал каждому по затрещине и
громовым голосом провозгласил:
- Подъём! Сейчас будем делать зарядку!
Хоровое нытьё группы “Кипелов” было
подобно рёву слона, которому оторвали хвост.
- Нечего-нечего! – язвительно улыбался Теря,
за шиворот поднимая лентяев. – Раз-два, раз-два,
подтянулись, потянулись! Шаг на месте! Выше
колени!
Откуда-то из соседней комнаты приполз
помятый Шидловский, включил синтезатор и
начал аккомпанировать кипеловской толпе
бодреньким фортепианным маршем.
- Раз-два, раз-два! – диктовал Терентий.
– Не филонить, не лажать! Ритм-секция,
будьте добры, попадайте в такт хотя бы
иногда! Манякин, чётче левой ногой орудуй!
Представь, что колбасишь свой кардан!
Правильно! И правой поосновательней ступай,
пожалуйста. Представь, что колбасишь… ну,
скажем, Кипелыча! Нет-нет, стой, не топай так,
пол проломишь! Полегче, полегче. Ага!
Кипеловцы так заразительно маршировали на
месте, что клавишник таки не выдержал,
плюнул на синтезатор, повесил на себя
ионику и начал вышагивать рядом с ними.
- На месте стой! Раз, два, - скомандовал Теря.
Зверская одышка, одолевшая музыкантов, Терю
не порадовала.
- Будем работать, - зловеще отметил он.
Музыканты приуныли.
Но уныние живо сменилось инфернальным
отчаяньем как раз в тот момент, когда Теря
сделал следующее объявление:
- А сейчас – лёгкая тонизирующая пробежка
по весенним улицам Москвы! Ать-два! Собирай
манатки!
У Кипелыча начался было сердечный приступ,
но был остановлен метким щелчком Тери в лоб.
- Одеваться! – крикнул гигант. – Быстро!
Всем в кожу, головы повязать банданами,
гитаристам взять инструменты! Вокалист
тащит комбики! Барабанщик – бас-бочку! Ну
ладно, можно не бас-бочку, можно два тома и
хэт! Быстро!
Через 5 минут перед Терей выстроилась
неровная шеренга упакованных в чёрную
проклёпанную кожу мужчин с одинаковыми
банданами и тяжёлыми инструментами.
Теря придирчиво оглядел свою шарашку, все
ли “казаки” начищены до блеска, все ли
заклёпки на месте, все ли гитары отстроены,
и вынес вердикт:
- Сброд.
Убедившись таким образом, что народ в
полной готовности, он достал спрятавшегося
за барабанами Шидловского, собственноручно
одел по форме, повесил ему за плечо ионику –
мобильный синтезатор – и поставил в конец
колонны.
- Здесь вам не тут! – провозгласил Теря
весомо, оделся, взял свою гитару и встал во
главе процессии…
IV.
Глава четвёртая – о том, что металлисты –
люди всё-таки с приветом. Ну хотя бы с
физкультприветом.
“Москвич”
Холста уныло плёлся по дороге. Сам водитель
с незабываемо постной рожей смотрел в окна
и думал, чего бы такое с собой сделать.
Суицидальные настроения одолели Петровича
неспроста: вся эта чертовня с духовными
книгами, глупыми репликами про "Господи
Иисусе" и выпивкой повергла его в
жестокий ужас. Как он теперь понимал, свечи,
вывалившиеся из рюкзака Макса, не более чем
пригрезились ему – это были обычные
барабанные палочки. Да и выпивка могла
оказаться простой водой, но! Это как же
нужно было довести его до такого состояния,
чтобы он мог спутать минералку с пивом?!
“Ну почему, - мысленно стонал он,
прибавляя газу, - почему все группы как
группы, и только моя “Ария” – такая
бестолковщина и разгильдяйщина? Уж я ли,
кажется, не для них всё делал, уж я ли,
кажется, не о них радел…” В этот момент
холстовский “Москвич” изящно обдал грязью
какой-то навороченный мерс в соседнем ряду.
Не обращая внимания, Холст прибавил газу.
Вспоминая, как записывали последнюю песню
– 8 часов экстремального мата, возня с
аппаратурой, лёгкое нажатие какой-то не той
кнопки, стёртые от начала и до конца
наработки – он заскулил уже вслух. А в
голове ещё всплывал мерзенький образ
последнего гастрольного концерта, где “Арии”
опять повезло по полной программе: аппарат,
да и звукачи попались из разряда редких
табуретов, отчего звук был на грани
полнейшего фола. Виталик потом неделю
никаких слов, окромя как “говно”, не
произносил, еле пивом откачали.
- Тихий ужас! – далеко не тихо вопил Холст,
вихляя ни в чём не повинную москвичину по
дороге. Наконец он понял, что не знает даже,
куда едет, и решил остановиться.
Ему захотелось пить. На повороте замаячило
какое-то довольно сносное кафе, и Холст без
раздумий остановил машину, вышел и направил
стопы именно туда.
- Не отставать, не
отставать! – Валерий слышал эти крики уже
сквозь плотную пелену грохота собственного
сердца. Во рту стоял омерзительный вкус
железа – видать, где-то лопнула жилка,
подкрасив слюну кровью. Ноги отказывались
двигаться, глаза сами закрывались…
- Теря… Теря! – орал более прыткий Маврик,
уворачиваясь от териных матерных торпед. –
Ты же нас загонишь!
- Вас загонишь, как же! Вас в студию не
загонишь, а если уж просто так – так и
вообще невозможно! Бежать, я сказал!
- Терентий, ты маньяк! – басил справа Маня,
перепрыгивая лужи и потрясая тарелками,
которые ему полагались в виде балласта. –
Ещё километр, и ты не только маньяк, но и
зверюга!
- Что-о-о? Что ты сказал? Кто зверюга?!
- Я ещё ничего не сказал. Но через километр
ты, я тебе обещаю, будешь зверюгой.
- Ха, Нострадамус мне нашёлся. Бежать, я
сказал!
- У тебя уже шерсть растёт, Те-ря! – пугал
Манякин, пытаясь упрятать тарелки в куртку,
чтобы не мешались. – Ещё 800 метров и ты
зверюга! Подумай об этом!
- Да, Теря, в самом деле, - устало гундосил
Маврик, гигантскими шагами удирая от Тери
подальше. – Шерсть прёт только так! Бросай
эти свои штучки! Нам не нужна зверюга вместо
гитариста.
- Бежать, мымрики! – крикнул Теря, звучно
рассекая воздух над их головами своей
гитарой.
- 500 метров… - задыхаясь, отсчитывал Манякин.
- Молчи и беги! – посоветовал ему Теря. – А
не то… Куда?!
И с этими словами он схватил за шиворот
Шидловского, который попытался было удрать
в подвернувшуюся подворотню.
- Бежать вместе со всеми! Не отлынивать! Кто
дезертирует – зверски растерзаю по приходу
на следующую репетицию. Ать-два!
…
Через пятнадцать
минут Кипелыч не выдержал.
- Маврик… - отдавая концы, пролепетал он. –
Маврик… Серёжа… Друг… Умираю!…
- Держись, Кипелыч! – чуть не плача, давил
Маврик. – Ещё немножко…
- Не, Маврик… - отвечал Кипелыч. – Не могу
больше… Всё…
И с этими словами он схватил бегущего рядом
Шидлика и зашвырнул его в пролетающую мимо
подворотню. Жёнек по инерции добежал до
самого конца и посайгачил дальше, сам не
понимая, что творит.
Теря с диким рёвом кинулся догонять
дезертира. Маврик, сразу сообразивший, что к
чему, подхватил Кипа и Маню с Харьком и
ломанулся в противоположную сторону.
Оторвались…
V.
Глава пятая – о том, что нет худа без добра,
но если за дело берутся матёрые металлисты,
то всё, конечно же, наоборот.
- Уф… Ловко ты его…
- отдуваясь, пролепетал Хорёк, когда беглецы
забрались в какой-то сквер на берегу Москвы-реки.
Кипелыч шумно дышал, развалившись на
лавочке на манер греческой богини.
- Тоже мне, ловко… - внезапно возмутился
Маврик. – Ловко, блин! Хороший клавишник был…
Как теперь без него играть?
- Ничего-ничего, теперь будем “под клик”
играть, может, хоть сбиваться пореже будем…
- Вот олух! – Маврин негодовал. – А барабаны
кто будет отстраивать?
Тут ещё вспомнили, что Шидлик был и
барабанным техником…
- Ну ты и демон, Валера, - тут уже прорвало
Маню. – Не бежалось тебе спокойно, вот не
бежалось, да?
- Да вообще опух! – “бычил” Мавр с
перенапрягу. – Такого человека загубить…
Да за просто так…
- А что я? Что я? – оправдывался Кипелыч. –
Разве я виноват, что бегать не люблю? Я кто,
певец или бегун?
- Ты негодяй! – хором пропели скорбящие по
Шидлику Маврик и Маня. – А ещё предатель и
шкура!
Кипелыча чуть в обморок не бросило.
- Кто шкура? – тихо спросил он. – Я – шкура?!
Ну… Что ж… Я ухожу.
- Ну и уходи!
- И уйду…
- И уходи!
- Ну и счастливо оставаться!
- Ну и скатертью дорожка! – в спину летел
дружный хор гитариста и барабанщика. Басист,
офигев ещё в самом начале, молча взирал на
ситуёвину…
Валера ушёл.
- Жми-и-и! – Дуба дико пёрло и истерично
метало по салону. – Утопится… Убьётся… Ах
я бедный-несчастный, и на кого он меня
покидает?!
- На всё воля Божья, - сурово отвечал ему
хмурый барабанщик, крутя баранку. – Крепись,
брат Виталий… Бог дал, Бог взял…
- Ух гад! – с этих слов басиста заералашило
ещё сильнее. – Это всё ты начал, со своим
Господи Иисусе и пивными бутылками! Если бы
не твои выходки – он бы не погиб!
- Да, вот если бы не твоя болтовня пустая –
точно бы не погиб.
- Чур нас! – перебил их Сергей. - Он ещё не
погиб. А будете много языком зря чесать –
точно погибнет! Ехаем дальше!
- Ехаем, - огрызнулся Макс, сидевший за рулём.
– Не мешайте.
- Ох сирота я, сирота! – причитал Дуб в такт
подпрыгивающей на колдобинах машине. – Ах
овдовею на склоне лет, кому я нужен буду со
своей старой прохудившейся басухой…
- Пойдёшь давать уроки молодым басистам, -
ляпнул Макс.
- Или в переходе с акустикой побираться, ты
же по молодости практиковал.
- Неправда! Я в группу чистым пришёл… Это
был мой п-первый ра-а-а-з… - Дуб уже серьёзно
разводил сырость в салоне. – Ы-ы-ы…
- Макс! – Сергею надоело. – У меня в бардачке
валерьянки не лежит, посмотри?
- Не лежит, только тряпка замасленная,
которой ты “потроха” протираешь.
- Давай её сюды.
- Зачем?!
- Слёзы ему вытру, сопли подберу и рот заткну…
- Дело. Бери.
- А-а-а! Убери руки! Ах бедный я несчастный... И
на кого он меня покидает?!
“Жизнь кончена… Никому не нужен… Всеми
покинут!” – мысленно убивался Кипелыч и
был абсолютно прав. Взбесившиеся коллеги
совершенно раздавили его.
Он добрёл до моста через Москву-реку и,
перевесившись через перила, стал печально
ловить своё отражение в воде…
“Прощай, Маврик! Прощай, Маня! Прощайте,
Теря с Лёхой… Прощайте все!” – с такими
мыслями он закинул ногу на перила.
- Трррык! – агрессивно затрещали швы на
кожанных штанах.
- Дзинь-дзинь! – жалобно пропели в ответ
висюльки на металлических молниях
валеркиной косухи.
- Скррип! – поддакнул им правый, стоящий
на земле “казак”, заляпанный весенней
грязью.
Валера прислушался…
VI.
Глава шестая – о том, что иногда ребята
думают и головой, а не левой ногой, как
обычно.
- Лёша… Слышишь
меня? – Маврик пришёл в себя. – Лёша!
- А? Что?! – испугался Хорёк, вскакивая с
лавки. После ухода Кипелыча вся компания
печально задремала в некотором бессилии и
разочаровании, какие обычно приключаются
по окончанию добротного скандала.
- Что-что… - Маврин был смущён и хмур. –
Сходи посмотри, куда он пошёл.
- Кто? Валера?
- Нет, бабушка моя!
- Валера – твоя бабушка?!
(Тут музыкантов кипеловской банды едва не
прошибло на описанную выше суматоху по
схеме “Господи Иисусе выпил – я ему покажу
выпил!” Такие штучки частенько случаются с
бедолажными музыкантами по случаю
тотальной трудоголии, но в этот раз что-то
кипеловцев удержало от подобного приступа).
- Иди! – грозно прикрикнул на басиста Маврик.
Лёша, недоумевая, причём тут бабушка, пожал
плечами и поплёлся за Кипелычем.
…Он увидел его, стоящим на мосту в позе
разминающейся балерины – левая нога на
станке, то есть на перилах, руки нелепо
выгнуты в каком-то невообразимом арабеске,
лицо скорбное…
Увидел и о-фи-гел.
- Валерий! Что ты делаешь! Не смей! Не надо! –
с рёвом Тарзана Хорёк поспешил к певцу.
- Надо… - тихо, скорбно и величественно
изрёк Кипелыч, медленно закрывая красивые
глаза. – Жизнь – кончена…
- Валерий! Одумайся! – кричал не на шутку
испугавшийся Лёха, хватая Кипелыча за ногу
и стаскивая её с перил. Валерий пытался
брыкаться, но, получив от басиста
нешуточную затрещину своей же ногой (совершенно
случайно), решил отказаться от этой нелепой
затеи.
Стащив ногу великого рок-певца с перил,
которым Кипелыч несомненно делал немалую
честь своей конечностью, Лёша отдышался и
начал увещевать потенциального самоубийцу.
- Валера! Не надо! Ты обиделся? Мы признаём
свою вину и просим тебя вернуться.
- Мне принесут извинения?
- Конечно! Прости, пожалуйста, нас, дураков!
Больше не будем! Никогда больше…
- Ты-то я знаю, не будешь, - капризно
остановил его Кипелыч. – А ты вот мне Сергея
приведи и заставь извиниться! Иначе
утоплюсь!
- Ой… Как же я… - Лёшу заколбасило. – Даже не
знаю… Как я его приведу?
- За ручку!
- А… А он не пойдёт! – неуверенно сказал
Хорёк.
- Утоплю-у-усь!!! – уверенно заплакал Кипелыч.
- Ну Валера! – Лёша уже прыгал от волнения. –
Ну пойдём! Прости нас!
- Не-е-ет! – отчаянно и очень правдоподобно (ВГИКу
и не снилось) лил слёзы обиженный Золотой
Голос. – Маврика веди!..
VII.
Глава седьмая – о том, что левой ногой
ребята думают всё-таки гораздо чаще, чем
головой.
- У-у-у-у!!! –
дубовские рулады, в конец запарившие всех и
вся, не прекращались ни на минуту.
- Не сходи с ума! – грозно ругался из-за руля
Макс.
- Поимей совесть! – поддакивал из своего
угла Сергей.
- Прекрати скулёж! – сочно продолжал
барабанщик.
- Будь мужчиной! – не отставал гитарист.
- Побойся Бога! – попытался было вставить
свои пять копеек Беркут, но за неудачное
упоминание причин утреннего скандала он
заработал хоровое проклятие коллег:
- Заткнись! – причём в этом призыве
участвовал даже Дуб…
Авто неслось вперёд.
- Стоп машина! – вдруг закричал Сергей, тыча
пальцами куда-то вперёд. – Вон его “Москвич”!
- Тормози! – взвыл Виталий, накидываясь на
барабанщика а ля граф Дракула с целью
порвать на куски.
- Уважаемые граждане пассажиры! -
отбиваясь от Дуба, голосил Макс. –
Пристегните ремни и уберите сумасшедших!
Идём на посадку!
И пока сумасшедшего Дуба “убирал”
участливый Сергей, Максим изящно
затормозил около холстовского “Москвича”
и спешно вылез из машины.
- Его тачка! Он где-то рядом!
- Господи! – в ужасе закричал Дуб, вырываясь
из рук импровизированного санитара Попова.
– Мост!
И точно, неподалёку от случайной парковки
Холста наблюдался мост через Москву-реку…
- Утопился… Убился! У-у! – Виталий выписывал
голосом совершенно невообразимые ноты.
- Стойте, может быть, он только что бросился!
Ещё успеем вытащить!
- Да что ты несёшь! Всё кончено…
- Заткнись, бежим скорее!
- Лучше умереть… Не хочу видеть его
несчастное безжизненное тело…
В этом безумном диалоге присутствие духа не
потерял один лишь Беркут. Он повнимательнее
посмотрел на мост и увидел - …
- Нет, нет, нет и ещё раз нет! – твёрдо
говорил Кипелыч сквозь бутафорские слёзы.
– Я сказал – веди Маврика и пусть
извиняется. Маня мне по фиг – он всегда чушь
городит, ему по статусу олуха царя
небесного положено. А Маврик пусть приносит
извинения!
- Ну Валера, как же я его уговорю? – нервозно
приплясывая вокруг Кипа, удивлялся Лёша
Хорёк. – Он же такой гордый. И потом…
- Потом – суп с котом, а ты приведи мне
Маврика и заставь прощения просить!
- Валерий Александрович, ничего не
получится, Вы же сами знаете! – Лёша пытался
призвать Кипелыча к порядку путём официоза.
- Слабо Вам, Алексей Анатольевич, вот и
всё! – отвечал Кипелыч, порываясь вновь
закинуть левую ногу на парапет моста.
- Уй-юй-юй! – запричитал Лёша, ловя нижнюю
конечность лавроносного певца и не давая ей
улечься на перила. – Что угодно, что угодно,
только не топись!
- Маврика мне! – властно вещал Кипелыч.
Лёша отчаянно махнул рукой и пошёл обратно
в сквер – уговаривать Маврика…
- Смотрите! – тихо сказал
Беркут. – Это они… На том же мосту…
Откуда он…
Ситуация назревала не самая однозначная.
Тут было над чем подумать.
…Оно, конечно, так, но Дубу и море по колено…
По определению. Пребывая всё ещё в своём
сумасшествии, он заорал что было сил:
- А-а-а! Они его утопили! В реку с моста
скинули! О бедный я бедный…
Арийцы опешили. Под давлением ситуации даже
рассудительный Сергей и хладнокровный Макс
согласились с версией Виталия…
- Я знал, что они когда-нибудь до него
доберутся, - тихо и страшно стонал Дуб. – Его
успех никогда не давал им покоя… Я знал,
я всегда знал! Но я не смог его уберечь от их
грязных лап! О, позор мне! Стыд и позор!
Теперь остался один путь – месть!
- Месть! – эхом повторили за ним остальные
арийцы. Установилось долгое молчание…
Кипелыч, стоя на мосту, совсем запарился.
Мимо ездили машины, воняло гарью, пересохло
в горле.
- Да где же этот Лёха! – недовольно
пробормотал Золотой голос России. –
Совершенно не торопится, мать его! Или
Маврика уговаривает так долго… Ну, пусть
уговаривает. Всё равно уговорит, всё-таки
ради меня, а не ради кого-то… Ах, как пить
хочется! Набегался, напрыгался… Где бы
утолить жажду? Всё равно Лёшку долго ждать…
Кипелыч пошарил голубыми глазками по
окрестностям и, наткнувшись ими на какое-то
кафе, не долго думая направил свои стопы
туда.
VIII.
Глава восьмая – о том, как же всё-таки
иногда бывает жестока Судьба с несчастными
металлистами. Впрочем, так им и надо…
- Сергей! – Лёша дотопал до
сквера, встал перед Мавриком как лист перед
травой и стал докладывать. – Ты имел
неосторожность оскорбить Валерия, и теперь
он требует сатисфакции!
Маврик взвился.
- Он сам виноват! Не надо было Шидловского
так подставлять. Так что никто перед ним
извиняться не будет.
- Сергей, надо! А иначе он на себя руки
наложит. Он там стоит на мосту и собирается
вниз прыгать. Сказал – если ты не
извинишься, точно прыгнет.
- Не верю. Он всегда только говорит.
- Да точно, говорю тебе – он там на грани
жизни и смерти! Сергей, извинись перед ним!
- Не верю. Врёт он всё.
- Ну пойдём – сам увидишь.
- Никуда я не пойду!
- Ну ради группы!
- Ладно, - Мавр нехотя свалился с лавки. –
Пойду, навешаю ему затрещин! Для
профилактики ему, заср… зазнайке, полезно.
- Месть убийцам! Месть! – рычал
Дуб, прорываясь на мост. Два раза рискуя
попасть под легковушку и один раз под
десятитонный грузовик, он перескочил через
дорогу, что пролегала по мосту и… никого
там не увидел. Мост был пуст.
- Где, где они?! Порву!!! – кричал он, метясь по
мосту. – Как?! Куда?! От правосудия им не уйти!
- Они умрут мучительной смертью! –
живописал Макс, так же рискованно
пробиваясь через дорогу. – Мы снимем с них
кожу – с живых, и поджарим на медленном огне!
Группа буйствовала, прямо-таки скажем,
неимоверно…
- Ну и где этот нытик? – недовольно изрёк
Мавр, останавливаясь на выходе из сквера. –
Ты же говорил, на мосту? Не вижу!
Харьков и сам находился в состоянии “не
вижу”. Точнее, он находился в состоянии “вижу,
да не то!”
- Сергей Константиныч… Глянь-ка! – от
удивления у Лёши аж челюсть отвисла.
- Чаво?
- Они!
- Кто они?
Харик, не отвечая, застыл, тыча пальцем в
группку людей, что собрались на мосту…
Тут и Маврик увидел.
- Сергей Константиныч… Они его… С моста…
- дрожащим голосом прошелестел Харик.
Маврина перекосило. Лицо приобрело
жестокое выражение…
- Алексей… Зови Маню…
IX.
Глава девятая – о том, что всякое действие
всегда встретит равное ему по глупости и
отчаянности противодействие. Ну и ещё о том,
что всякая инициатива наказуема.
- Апельсиновый сок, пожалуйста!
– с милой улыбкой пропел Кипелыч.
Официантка просто растаяла.
Он сидел в небольшом уютном кафе напротив
большого окна и созерцал тот самый мост, с
которого ещё 5 минут назад думал броситься
на встречу страшной смерти. На мосту
носились какие-то бешеные хайрастые люди,
но ни один из них не был рыжим, следственно,
Маврика там не наблюдалось, можно было и не
спешить обратно на мост.
“Как вовремя я свалил с этого дурацкого
моста! – думал Валерий, потягивая
охлаждённый апельсиновый сок. – Фанаты
какие-то припёрлись, небось меня ищут. Ну и
пусть ищут! Вот сейчас Маврик туда явится –
то-то они его порвут!”
А через столик и тоже напротив этого окна
сидел… Холстинин.
Холст был на удивление мрачен. Он всё ещё
думал о самоубийстве, а потому по ходу дела
сочинял завещание, записывая его на
салфетке.
“Я, Холстинин Владимир Петрович, находясь в
трезвом уме, что бывает не часто, и добром
здравии, что из-за моих поганых коллег
случается ещё реже, завещаю:
Fender чёрно-белый,
два хэмбэкера, раздолбанный, одна штука –
Попову С.С. – на бедность.
Fender тёмно-красный,
два хэмбэкера, плюс педаль, одна штука – в
детский дом №13 – чтоб подрастала смена.
Fender бело-салатовый,
с ремешком из розового меха, одна штука –
положить в мою могилу…”
Он вспомнил свой любимый фендер, который
бесцеремонный Дуб ласково прозвал “пидорским”,
и ему стало ещё гаже. Он тоскливо взглянул
из окна и увидел мост…
“Вот оно, избавление! - ударило
в лохматой голове гитариста. – Я брошусь с
моста! Я пошлю всё к чёрту и утоплюсь!”
Думая об этом, он успел заметить, что на
мосту кто-то есть. Какие-то волосатые фигуры
исполняли дикарские танцы прямо у ограды, с
завидной периодичностью свешиваясь за
перила и что-то зажигательно вопя. К ним со
стороны весеннего сквера подбегали ещё три
фигуры повышенной волосатости и пониженной
совести, о чём свидетельствовали
развевающиеся хайры и поднятые над этими
хайрами гитары…
“Гитары?!” – шибануло в мозгах Холста.
“…Гитары?!” – эхом перекатилось в разум
Кипелыча, который от нечего делать тоже
пялился на вожделенный мост…
Тут Холстинин вгляделся и мгновенно узнал в
танцующих индейцах свою шайку, а в
подбегающих ковбоях – членов кипеловской
банды…
Аналогично ему Кип прищурился так, что глаз
не стало видно, и тоже понял, что на мосту
тусуется слишком много знакомого народу,
причём по всей видимости они собираются
друг друга немерено мутузить.
Кипелыч и Холст синхронно рванули к выходу…
- А-а-а-а! – к мосту, размахивая синим “джексоном”
и выводя тарзаньи рулады, летел Маврик.
- У-у-у-у! – за ним с бешеным рёвом пилил Маня,
потрясая барабанными палками.
- Меня, меня подождите! – вприпрыжку скакал
за ними Лёша Харёк, пытаясь замахнуться на
всю честную компанию, что собралась на
мосту, тяжёлым басом.
- А-а, пожаловали! – рычал Дуб, завидев
господ кипеловцев в полном боевом
облачении. – Сейчас вы мне ответите за его
смерть!
- Что ты сказал?! – орал Маврик, вплотную
подходя к Дубу. – Кыш отсюда! (Мимоходом
Рыжий Дьявол отодвинул Беркута). За его
смерть?! Ах, за его смерть… УБЬЮ!
- Да не то слово, убью! – вопил Виталик, мощно
втыкая гитаристу в челюсть. – Порву!
- Из живого кровь выпью! – прогнозировал
Маврик, не менее мощно визитируя кулаком в
дубовскую скулу.
- Кто не спрятался – я не виноват! – взревел
Маня и зазвездил Сергею в ухо.
- Вот и я о чём, - несколько недовольно
заметил Попов, поднимаясь с асфальта и
закатывая Мане недурственного тумака.
- Ах ты драм-машина с волосами! – крикнул
Макс, совершенно забывая, что данное
высказывание аналогично же применимо и к
нему. – Сейчас ты у меня схлопочешь!
- Съем обоих! – отвечал ему Маня, сгребая его
в охапку и кидая прямо в Сергея. – Покрошу в
салат и схаваю под пиво!
- Ребят, ребят, ну чего вы… - вокруг всей этой
чертовни бегали Беркут и Харик. – Ну
разобраться же надо! Чья смерть? Кого убили?
Зачем?
- Пшёл вон! – Маврик мимоходом пнул Беркута
и заорал Харькову: - Лёха, твою мать,
пособляй! Душу вытрясу, миротворец хренов!
- Мелочь пузатая, прибью одной левой! –
кричал Дуб, награждая Лёшку Хоря затрещиной.
– Беркут, остолоп, бей их!
- Да вы с ума сошли! – хором вопили
избиваемые Харьков и Беркут. –
Остановитесь! О чём вы! Какие убийства! За
что вы сражаетесь?!
- За Петровича! – провозглашал Дуб,
продолжая дубасить Мавра. – Не фиг было
топить его… Не про ваши лапы такое
развлечение – наш Холст, нам и топить!
- За Кипелыча! – отвечал Маврик в том же духе.
– Это его не фиг было топить. Наш Кипелыч –
мы и топим…
- Кхм…
- Кхм-кхм…
Какое странное покашливание… Какие
знакомые голоса… Аж тошнит, до чего
знакомые… Дерущиеся остановились и
оглянулись.
Позади них стояли Холстинин и Кипелов с
недовольными минами.
X.
Глава десятая – о том, что все получат по
заслугам, только каждый в своё время.
На выходе из кафе оба лидера
двух великих русских металл-банд
встретились и очень неприлично застряли в
дверном проёме. Пытаясь вылезти из этих
импровизированных тисков, они подробно
обсудили тему, что они думают друг о друге
(“Дурак! – Сам дурак!”) и о своих коллегах
(“Убью тварей!”) и выяснилось, что по всем
пунктам их мнения совпадают.
- Так давайте же объединим наши усилия,
милостивый государь! – воззвал Холстинин, с
немалым плезиром возлежа на грязном пороге.
- Вельми понеже… Премного… - промямлил Кип,
отплёвываясь от грязи и пытаясь подняться.
– Пошли, покажем им кузькину мать!
И они пошли…
Теперь, стоя напротив своих подравшихся
коллег, они с видом знатоков рассуждали,
какую кару применить ко всем
вышеперечисленным негодяям, которые чуть
было не довели их до самоубийства, а по ходу
событий и друг друга чуть не переколбасили.
Размечтавшиеся Кип и Холст порешили так:
барабанщики Макс и Маня в течение всего
следующего года будут исправно выбивать им
ковры. Миротворцы Беркут и Харик
обеспечивают безопасность в плане
успокоения соседей. Гитаристы Сергеи –
уборка квартир. К Дубинину Холст отнёсся с
особым почтением – ему он поручил несение
круглосуточного почётного караула у
дверей своей квартиры с басухой наперевес…
- Завтра же приступаете к своим
обязанностям! – грозно подытожили лидеры,
злорадно оглядывая несчастные лица
подчинённых.
- Владимир Петрович, а… - начал было Дуб,
смотря куда-то мимо Холста.
- Молчать, - махнул рукой на него Холст.
- Валерий Александрович, э… - попытался
вставить свои пять копеек Харик.
- Без разговоров, - ответил ему Золотой Голос
России.
- Так-так-та-а-ак! – внезапно раздалось за их
спиной. Кипелыч и Холст синхронно
развернулись… Там стоял Теря…
- Кипе-е-елыч? – с удовольствием протянул
гигант, потряхивая на плече свою ношу –
бездыханное тело клавишника Шидловского. –
И ты, Володя, тоже тут? Хэ-хэ, и остальные… Ну
что, ребята, попались? Прощайтесь с жизнью!
Мощный взрыв визга, огласивший окрестности,
был очень краток: исполнив сей громкий клич,
народ со скоростью света молча шарахнулся
кто куда, и уже через секунду мост опустел.
- Да ну, шуток не понимают… - поморщился
Женёк Шидловский, спрыгивая с териного
плеча и разминая конечности. - Во дураки-то…
Сегодня же Первое Апреля!
- Остолопы! – согласился Теря. - Ладно, пошли
выпьем чего-нибудь.
И они, покачиваясь, пошли в ближайшее кафе –
праздновать свой профессиональный
праздник…
|