Кин-Дза-Дза
(сказание для тех, кто смотрел кино "Кин-Дза-Дза")

Краткий чатлано-пацакский словарь

Плюк – планета в галактике Кин-Дза-Дза, населена чатланами
Эцилопп – страж порядка
Пепелац – летательный аппарат
ЦАК – колокольчик, который одевают в нос пацаки перед чатланами
КЦ – спички, они же деньги
Луц – топливо типа этиловый спирт (этанол). Употребляют как выпивку
Пластиковая каша – национальное плюканское блюдо
Эцих – железный ящик для пленников
Эцих с гвоздями – железный ящик для пленников с гвоздями внутри
Пожизненный эцих с гвоздями – всё равно пленника спасут коллеги.
Пластиковая каша – национальное блюдо Плюка
Транклюкатор – самое мощное оружие на Плюке
Ку – все остальные слова
Господин ПЖ – самый главный чатланин на Плюке

Пролог

Так-так-так… Осталась самая малость… Два сушёных таракана… Самцы! Отборные!! Всё-таки на мужиков колдую… В котёл, мои хорошие! Забулькало… Зелёный пар пошёл – хороший знак! Теперь печёнка кролика-девственника… Важнейший ингредиент! Жаль только, больно редкая штука – вот вы часто встречали кролика-девственника? Вот-вот…
..Так бормотала себе под нос Маргарита. Обиженная Маргарита. Оскорблённая Маргарита. Гневная Маргарита. Маргарита, которая позавчера утром отнесла арийцам четыреста двадцать шестой вариант текста для новой песни. Это был композиторский дебют Манякина, и Марго старалась вовсю, от души. Но сегодня припёрлись эти чёрт знает что возомнившие о себе Холст с Дубом и заявили, что такую лажу Кипелыч петь не должен…
Оставалось только сжечь на огне чёрной свечи фотографии жертв. Марго разложила перед собой фотки арийцев.
Всех жечь или только двоих? Маня хороший… Теря большой… и страшный! А Кип поёт красиво… А вдруг оставлю, так они втроём быстренько новую группу сотворят? Рискованно… Да ладно, нифига они не сотворят – ну максимум позовут Маврика с Аликом и забабахают второе «Смутное время»… А вот эти два красавца пусть несут заслуженное наказание! Или нет, достали они меня все, вот хуже горькой редьки достали со своими текстами!!! Отпуск хочу!!! Всех в котёл! Всех!!! Жалко Кипелыча, но… мог за меня заступиться, а? Мог, но не стал. В котёл! Теря? Что Теря? Ну и что, что большой и страшный! Велика Федора… Всех в котёл! Маня? А за компанию! Сказала – всех в котёл, значит, всех в котёл!
Высыпав пепел в котёл, Маргарита сладко потянулась, зевнула и отправилась, испытывая чувство выполненного долга, спать. К утру варево выкипит, и вот тогда всё и начнётся. Главное – утром квартиру проветрить! А то такая вонища ползёт из кухни…

Часть I. Москва

Глава 1. Петрович

Владимир Петрович Холстинин ехал в студию на репетицию. Его «Москвич» крепко застрял в пробке, и Холст, откинувшись на сиденье, предавался размышлениям…
Пушкина срывает все планы!  У нас столько материала, а она всё тянет резину с текстами! Она просто издевается! И как ей удаётся гнать такую пургу, не понимаю. Ещё и выделывается. Книгу, понимаете ли, она пишет. Лучше бы песни писала как следует! Вот Саша Елин – хороший парень. Всё делает как надо, быстро и без закидонов. Недавно наслушался Notre Dame de Paris, принёс какую-то фигню, ну совсем не в стиле – попросили его переработать, вот «Химера» и получилась. Одно удовольствие от сотрудничества! Может, на обложке нового альбома его физиономию вместо Жорика поместить? Саше, наверное, приятно будет… А Пушкина… Ну её в болото!
Самому страшно подумать – какие же мы всё-таки звёзды! Особенно я… Нас теперь все и везде любят – не то, что раньше. Худсоветы, комиссии. А сейчас – красота… Что хочу, то и играю. И как играю! А идеи у меня какие гениальные! И про Антихриста я придумал. Да… А Кипелыч, чудак человек, ладаном потом неделю студию окуривал. А что я? Ему же петь, не мне. Генератор в группе – однозначно я! Эх, старик Камю мною гордился бы…
Пробка тем временем рассосалась, и Холст, уже опаздывающий на репетицию, рванул с места. Да так резво, что зацепил пристроившегося было перед «Москвичом» байкера верхом на «Харлее». «Харлей» от такого контакта с холстовским транспортом сразу принял горизонтальное положение вместе со своим наездником…
Неужели насмерть? Ничего, Хирург отмажет… Да и кто меня, звезду, обидит? Пустяки… А байкера всё же жалко. Надо будет песню о нём написать, что ли… Посоветуюсь с Виталиком. Назовём, например, «Угрюмый Демон»… Или нет. Уж больно сегодня погода хорошая. Пусть лучше будет «Беспечный Ангел»…
Опомнившийся тем временем байкер разглядывал своего слегка помятого железного коня. Выражение его лица при этом было далеко от ангельского. Да и комплекции его позавидовал бы даже Теря. Байкер уверенно зашагал к «Москвичу», и у Холста предательски затряслись коленки. Но громила, разглядев обидчика, широко осклабился, отдал честь и, взвалив «Харлей» на плечи, зашагал прочь. Холст вытер испарину со лба.
Чёрт, он совсем забыл о репетиции! Краем глаза Холст глянул на светофор, и замер… Бред какой-то! Светофор светился всепроникающим зелёным светом… Странный зелёный дым наполнил салон «Москвича». Что произошло в следующую секунду, бедняга Петрович так и не понял…

Глава 2. Дуб

Сегодня было не самое лучшее утро в жизни арийского басиста. Но Виталий, посапывая на своём уютном диванчике, этого ещё не знал. И только когда он продрал глаза и оторвал голову от подушки, тогда он и ощутил весь ужас сегодняшнего утра в полной мере. Голова гудела, и даже тиканье часов вызывало жуткую боль в черепушке нашего героя.
Как омерзительно в России по утрам… - живыми остатками головного мозга подумал Дуб. Самым страшным было то, что Дуб всех обязал явиться сегодня на внеплановую репетицию. Вчера его мало волновал тихий ропот коллег насчёт чрезмерно насыщенного репетиционного графика. Работоспособный Дуб всех пристыдил, а ноющему Мане пообещал засунуть его палочки куда ему, Дубу, вздумается. Авторитетная угроза подействовала даже на Терентия, который незаметно от всех достал линейку и начал измерять гриф своей гитары, подозрительно косясь ещё и на дубининский бас... Как Дуб жалел теперь о своей инициативности! Но ничего не поделаешь. Холст теперь точно припрётся. Значит, надо идти…
Ужасно хотелось пить, и Дуб пошаркал на кухню. Идя по коридору, басист уловил странный звук, но при этом до боли знакомый. И чем ближе Виталий подходил к кухне, тем звук становился громче. Он сочетал в себе рёв Ниагарского водопада, свист ветра в монгольской степи и вой несущегося на всех парах поезда метрополитена. Дуб вошёл на кухню. Картина, представшая пред затуманены арийски очи, была ужасна. Пол был в два слоя усеян пустыми бутылками «Старого похМельника», семь пепельниц выстроились в ряд на подоконнике и были доверху завалены окурками, и посреди этого безобразия сидел на табуретке, уронив голову на стол и крепко обхватив руками трёхлитровую банку с солёными огурцами… никто иной, как гражданин Соединённого Королевства Великобритании и Северной Ирландии мистер Стив Харрис. Лицо его было опухшим, нос – багрово-фиолетовым, губы вытянулись бантиком. Стены кухни сотрясал могучий храп новоявленного Соловья-разбойника.
Дуб решил, что жена поступила абсолютно правильно, уехав на выходные к маме. Такой картины она точно не выдержала бы… Никаких комментариев от дядьки Харриса Виталию добиться не удалось: Стив на секунду приоткрыл мутные глаза, пробормотал что-то наподобие «fuck» и снова провалился в беспамятство.
Виталий закурил и многозначительно уставился в потолок. Память постепенно возвращалась к нему. Он вспомнил, как вчера его английский коллега после седьмой бутылки пива из пафосного гордеца превратился в милейшего рубаху-парня, клялся в любви к группе «Ария», пел песни и кричал, высунувшись в форточку: «Oak forever!» Дубинин смотрел на глупости окосевшего Стива сквозь пальцы, ибо знал, что соседи понимают только русскую речь, да и то преимущественно матерную, а иностранцев уважают. Или боятся. Также Дуб вспомнил, как обещал подарить Харрису свой «Штиль» для нового альбома мэйденов, заранее предвкушая в
вопль английского народа: «Вы содрали это у «Арии»!»...
Честолюбивые воспоминания Дубинина прервал его алкоголический глюк. Вылезший из одной из бутылок зелёный змий пристально посмотрел арийцу в глаза и, как заправский удав, начал обвиваться вокруг него, сдавливая кольцами обессилевшее тело Виталия. В глазах арийского баса позеленело, и он провалился в пустоту…

Глава 3. Кипелыч.

Что, уже утро? Но ведь только что был вечер… Чёрт возьми, как и не спал!
Валерий продрал глаза, увидел потолок и задумался. Впрочем, самочувствие его было очень даже неплохим, уж куда как не в пример дубининскому (апельсиновый сок – это, знаете ли, далеко не пиво). Однако подсознание терзала какая-то смутная тревога. Что было вчера?
Вчера была репетиция. Был пламенный Дуб, грозно обещающий засунуть куда-то там Манякину барабанные палочки. Теря с линейкой. Холст с задранным носом. Маргарита…
Ох, Маргарита! Очередной текст и очередная перепалка. Текст Марго наваляла – лучшего и не желать, но… С Дубом ссориться не хотелось, ибо микрофон, как ни крути, в длину никак меньше 20 см не получался, даже если обрезать шнур под самый корень! Да и Холст обещался ему в подмогу, а двое ражих деятелей культуры и микрофон почти в пятую часть метра длиной – это уже угроза.
Но в следующий раз я им обязательно скажу… Интересно, почему трясётся кровать? Неужели у соседей очередная гулянка с утра пораньше? Нет, оно, впрочем, и ладно, что трясётся, массажик на халяву, а вот куда это оно падает?!
Куда оно падает, Кипелыч всё-таки узнал. Но гораздо позже.

Глава 4. Маня и Теря.

Вечный покой. И пиво. Что еще нужно хорошо поддавшим металлистам по утру?
Ну, пиво-то как раз было. А вот вечного покоя ближайшие восемь часов не намечалось никакого. Впрочем, об этом Теря с Маней, намедни вечером соображавшие на двоих в апартаментах барабанщика, вспомнили не сразу.
Первым проснулся Теря. Ему как-то резко пришло в голову, что он не у себя дома, а у друга. А к тому же он неожиданно припомнил, что вчера впопыхах он не успел предупредить жену по телефону о своей задержке у Мани до утра. На ходу сочиняя бред о ночной репетиции, он начал засовывать себя в одежду с целью быстрее добраться до дома, а прежде всего – хорошенько опохмелиться. В соседней комнате пыхтел что-то невразумительное Маня. Терентьич зашёл к нему и увидел барабанщика, запутавшегося в собственной рубашке, которую тот пытался натянуть, да и застрял (люди, расстёгивайте воротничок, прежде чем засовывать туда свою голову). Раздался внушительный треск – Теря хорошим рывком помог другу остаться без дорогой нейлоновой рубашки. Впрочем, Манякин не воспротивился такому расхищению социалистического имущества – он довольно крепко ругался, поминая какую-то мать, репетицию, Дуба и барабанные палочки. Первые секунды Теря ничего не понимал, но внезапно сам заматерился, да еще и похлеще Маньки – сами понимаете, палочки барабанные раза в полтора короче, чем гриф гитары!
- Успеем? – заорал он, хватая свою гитару, вылетая в коридор и пялясь в часы. – Успеем! Манякин, живо!
Манякин же, неожиданно заметив разодранную в клочья рубашку, тихо выругался, напялил на себя какой-то чёрный балахон с западной тяжёлой группой, джинсы и рванул вслед за Терей.
Металлисты прогрохотали по лестнице и вылетели на всех парах во двор. Неожиданно перед ними разверзлась бездна, и они, крайне мало соображая и чрезвычайно много вопя, провалились туда без лишних деталей.
Бабушки, что сидели у подъезда и неистово жрали подсолнечник, восторженно зааплодировали – давно они ждали сладкого момента, когда проклятых металлюг-чернокнижников заберёт в свою Преисподнюю Нечистый.

Часть II. Плюк

Глава 1. Начало пути.

Петрович уже подумал, что ему приходит форменный и безоговорочный конец, как его Москвич тряхнуло еще раз и нехило вдарило обо что-то. Петрович от удара сначала ткнулся темечком в потолок машины, потом долбанулся лбом о руль, а под конец и подбородком приложился о собственное подскочившее колено. Тройной удар Петровича вдохновил на увесистое матерное выражение и желание покинуть салон без лишних разговоров. Он пинком откинул дверь машины, подхватил гитару и вывалился на свет божий. И вовремя!
Потому как в это время прямо на крышу Москвича, порядочно попримяв её, с грохотом рухнула дубовая двуспальная кровать! Петрович отполз от своей раздавленной машины и, приподнявшись, поинтересовался, что это за кровать размазала его авто. Кровать была самая обыкновенная, отечественного производства, с голубым постельным бельём, четырьмя короткими ножками, двумя пухлыми подушками и одним насмерть перепуганным Кипелычем в чёрной пижаме с логотипом “Iron Maiden”. Он, сжавшись на постели в комок и закрыв голову руками, видимо, терпеливо ожидал кары божьей.
- Пора вставать, - философски заметил Холст, рассматривая то, что осталось от его несчастной телеги. Кипелыч отнял руки от лица, уверился, что опасность миновала, и, пока еще чего-нибудь не случилось, поспешил убраться с постели. И вовремя!
Внезапно на ту же постель с диким криком откуда-то из пространства свалился Дуб! И стать бы арийскому басисту легендарным Шалтаем-Болтаем, да кипеловская перинка его спасла – Дуба подбросило на два метра, но таки не разбило об упругую поверхность. Он кое-как слез с кровати и повалился на песок со слабым, но победным стоном “Oak forever!”
Вслед за Дубом о кипеловскую постель шибануло Терю и Маню примерно с теми же приключениями.
Арийцы кое-как оправились и огляделись. Картина намечалась маслом: представьте себе эдакий бутерброд из изуродованного Москвича и крупной дубовой кровати посреди бескрайней пустыни. Старичку Сальвадору Дали и не снилось! Но арийцы пейзаж по достоинству так и не оценили. Ибо перепугались до не знай чего, да оно и понятно: не каждый день приходится нормальному русскому человеку оказываться в пустыне, да еще при таких условиях.
- Куда же это нас занесло? – спросил Кипелыч.
- На меньшее, чем в Караганду, даже и не рассчитывай, - ответил Теря.
Стали арийцы держать совет. Теря, например, был уверен, что допились они до белки и страдать им теперь здесь от глюков до первого порядочного опохмелона. Кипелыч был не согласен, ибо, повторяю, апельсиновый сок – далеко не пиво. Он был убеждён, что во всём виноваты его соседи – и у него были на это основания, но об этом как-нибудь в другой раз. Холстинин прикидывал, сколько копеек он сможет выручить от продажи останков своей бедной машины в металлолом. Дуб сожалел, что Харрис так и остался куролесить в квартире без его, дубовского, попечительного ока. Манякин с неудовольствием думал: во-первых, о поТЕРЯнной навек нейлоновой рубашке; во-вторых, о том, что он скажет пожилым соседкам по возвращению из этой дыры. Ему так и представлялась, к примеру, ехидная Ефросиния Петровна, мило осведомляющаяся у него о здоровье Антихриста Сатановича.
Размышления Мани, сожаления Дуба, расчёты Холста и спор Кипелыча с Терей прервал странный шум – он исходил откуда-то сверху. На горизонте возникла точка. Она росла – НЛО приближалось. Наконец, оно подлетело и приземлилось. Крупная летающая машина с примочками и лампочками, хотя и ржавая порядочно. Теря торжествующе хлопнул Кипелыча по плечу:
- Я ж говорю, это белая горячка! - и Кипелыч был вынужден признать, что его соседи с тремя классами образования на такое вряд ли способны.
А меж тем в боку у НЛО открылась дверь, и оттуда вывалился странный дядька в замасленной одежде и с небритой физией. Он уставился на арийцев мутными глазами, потом издал неопределённый звук – что-то вроде “Ы-ы-ы! Ку-у-у-у…” и, нелепо семеня на коротких ножках, побежал обратно к машине. На его зов оттуда выглянул второй мужик – повыше и с рожей более благообразной. Он посмотрел на арийцев, схватился за голову и печально сказал на чистом русском:
- Белая горячка!
А коротышка угрюмо согласился:
- Ку!
Арийцы же, недолго думая, подобрали челюсти и помчались к машине.
- До города подбросите?
- КЦ есть?
- Что?!
- Ку! – махнул на них рукой низкий мужичок.
- Ага, жмотьё басурманское, - смекнул Теря, - деньгу требует. Холстинин, умник, что за страна такая с этим чёртовым КЦ?
Холст изумлённо пробормотал что-то вроде “А я пасу?”, но достоинство ронять ему не хотелось и он промямлил:
- Монголия, блин…
- Что у них там в Монголии за бабки такие – КЦ?
Холстинин пожал плечами.
Арийцы загрустили. Мужики в засаленных робах чинили свою бандуру, тоскливо выли какие-то птицы над головой. Теря с горя достал их кармана пачку сигарет, раздал друзьям по сигаретке (Кипелыча он, впрочем, удостоил не сигаретки, а строгой фразы: “А ты связки побережёшь!”), достал спички и чиркнул.
Позади него раздался дикий рёв.
- Ку-у-у-у-у-у-у-у-у! – взвыл небритый коротышка. Он добежал до Тери, вырвал у него спичку, бросил на землю и затоптал. – Ку!!!
- Ку, родной, - сказал, подходя, второй абориген. – Зачем КЦ портишь?
- КЦ? – переспросили арийцы хором.
- Да у него целый коробок! – рявкнул коротышка и повернулся к напарнику. – Ты когда-нибудь видел такого меркантильного волосатого пацака?
- Нет, никогда! – ответил тот с достоинством.
- Кю, - презрительно вякнул коротышка.
- Сам ты кю, -  покосившись, ответил Теря: инстинктивно он уловил в словах мнимого монгола неуважение.
- Ребятки, у этих недоразвитых “монголов” спички за деньги! – догадался Дуб. – Давайте им заплатим и домой рванём.
Идея сработала. Аборигены заломили им цену в три спички и обещали подбросить до центра.
Летели весело (коронная фраза…). Неожиданно в кабине что-то затрещало и крякнуло, а машина стала терять высоту. Аборигены кое-как посадили машину и снова, ругаясь, стали чинить. Арийцы сели на пригорке и решили таки узнать у аборигенов, куда их занесло.
- Каракумы? – спросил Теря.
- Планета Плюк, галактика Кин-Дза-Дза, родной, - ответил абориген повыше.
Установилось тягостное молчание. Арийцы ожидали чего угодно, но только не этого.
- А делать-то чего? – спросил Кипелыч у аборигена.
- Что делать, гравицапу покупать! – рявкнул толстяк. – Тыща КЦ!
Теря тряхнул коробком над ухом. Спичек было мало.
- Всё, не полетит! – внезапно вынес рецензию абориген повыше. – Горючего нет.
- Слушай, местный, - раздражённо начал Теря. – У вас тут как-нибудь подработать можно или где?
- Отчего же не можно, еще как можно, - усмехнулся толстяк. – Только вряд ли вы что-нибудь полезное делать можете… Вот мы – артисты, поём и играем, нам за это КЦ дают.
Арийцы хором воспрянули духом.  Толстяк ошибся, причём во всём: арийцы кроме игры и пения больше ничего, в общем-то, и не умеют. В данном случае этого оказалось достаточно.
- Артисты, говоришь? – хитро усмехнулся Теря. – Ну и мы на родине тоже не лапти плели, кое в чём поднаторели… Давай, организовывай первый концерт, прибыль пополам.
Пацак и чатланин, сперва уронив челюсти в песок, всё же быстро скоординировались, пришли в себя и вынесли решение:
- Вот сразу бы так!
…Третий час арийцы под командованием аборигенов толкали выдохшуюся машину по пескам – до первой автозаправки. Наконец вдали замаячил какой-то грязный врытый в землю сарай, который, как объяснил абориген Уэф, и являлся АЗС. Кипелыч, весь красный и уставший, со слезами в голосе жаловался Тере:
- Садисты! Изверги! Ну и как я теперь петь буду?!
Теря ободрял друга:
- Да не боись, тебе вон Дуб поможет.
Дуб, однако, сам выглядел нездорово – пот лил с него рекой и сипел он что-то очень невразумительное, вроде: “Эх, Дубинушка, да ухнем!”
Наконец арийцы закатили бандуру на гору и остановились. АЗС была уже совсем близко.
- А теперь у нас будет саунд-чек, - серьёзно сказал аборигенам Холст. – Где аппаратура?
Уэф достал из загашника какую-то металическую, простите, хреновину, упрямо смахивающую на ржавую ложку из студенческой столовой (ложки студентов, как правило, обкусаны по краям) и протянул арийцам.
- Вот, - заявил он – Это бандура. Усиливает голос...
Он задвинул на ложке какой-то штырёк, и в воздухе раздался ужасный резонансный свист.
- Дай сюда, - отобрал у аборигена ложку Кипелыч. Он уже сообразил, что эта хрень послужит ему славным микрофоном.
- Ну и еще вот это, - толстяк исторг из недр машины два крупных чёрных шара, сплетённых из железных поясов. Гитаристы разом сообразили, что это усилители, а заодно и автономные генераторы тока.
- А я? – обиделся Маня. – Я левый, что ли, как обычно?
- Что? – не понял абориген.
- Барабаны где, говорю, кретин! – рассердился Маня.
- Точно, - согласился Теря. – Мы без ритм-секции отказываемся играть.
- Угу, - поддакнул Холст. – Они же (он указал на гитаристов) с ритма собьются и как всегда: Теря в лес пойдёт, Дуб по дрова…
- Ой, вот только не надо про дрова! – взбеленился Дуб. – Не нервируйте меня перед концертом зря!
- А у нас кастрюли есть и ложки… - задумчиво протянул абориген Би.
- Отлично! – сказал Маня. – Давайте-ка еще и тарелки, и всё будет о’кей.
Ударную установку арийцы соорудили за пятнадцать минут. Как говаривал коллега мой, Михайло Задорнов? “Русский мужик при помощи мата и подручных материалов может сделать всё что угодно…”. Соглашаюсь. Аборигены за это время услышали много новых русских слов, зато установочка вышла на славу. Маня, раздобывшись у аборигенов краской, даже написал на самой большой кастрюле… Чёрт, что же он написал… Проклятый склероз на улице роз! Что ж он написал-то? “ЗДЕСЯ”? Нет… “ТУТА”? Не, тоже не то… О! Он написал “TAMA”! Так роднее.
Но арийцев еще ждал облом. Вслед за кастрюлями аборигены извлекли из своей бандуры клетку.
- Это что? – не понял Холст.
- Это? – абориген словно удивился холстовскому невежеству. – Это клетка, родной!
- Вижу, что не вольтеровское кресло, - огрызнулся Холст. – А теперь объясни, нам-то она на кой?
- “Нам-то она на кой!” - передразнил абориген. – На АЗС кто сидит? Чатлане! А ты, пацак, перед чатланами должен что? Цак на носу иметь и три раза ку! Понял? Одевай цак и быстро ку три раза!
- Ага, - бунтарски съязвил Холст. – Аж три раза. Бегу уже, подожди вот только, ногти на ногах подпилю сначала!
Абориген-коротышка посмотрел на Холста как на врага народа. Кипелыч шепнул Холсту на ухо:
- Володя, не упрямься, будь человеком! Я домой хочу.
- А в рабство к этим фашистам тоже хочешь? Арийцы! Нас же закрепощают! Гадюшник ихний на гору пёрли, теперь еще петь за них будем, да еще и в клетке! Я против…
Уэф возмутился:
- Чего?! А ну лезь, я кому говорю!
Холст сочно сплюнул в ответ. Толстяк запричитал:
- Я всем скажу, до чего довёл планету этот фигляр ПЖ! Пацаки чатланам на голову сели! Полезай! Кю!!!
- Чего? Какой ПЖ? Какое кю?! Граждане, он сумасшедший! – отчаянно заупирался Холст.
Впрочем, как бы Холст не упирался и не грозился написать жалобу в Гаагский Международный Суд, его таки запихали в клетку вместе с гитарой. Следом туда засунули Кипелыча, затем туда же угодил Дуб, завалился Теря и, наконец, кое-как вместился Маня с установкой. Администраторы группы Уэф и Би пошли к АЗС договариваться. Перед этим они еще раз оглядели своих подопечных в клетке.
- Всё в вас хорошо, - задумчиво сказал Би, - только уж больно вы ухоженные, причёсанные… Вы тут себя слегка приведите в нормальный вид, а мы пока договоримся.
На сём арийцы остались одни.
- Что хоть играть-то будем? – с волнением осведомился Кипелыч.
- Боевик им сыграть или балладку? – задумался Дуб.
- “Улицу Роз” им закатить, и вся недолга, - хмуро проворчал Теря. – Не понравится – побьём композитора.
- А может быть, лучше “ПоТЕРЯнный рай” изобразим? – парировал Дуб. – Или “Замкнутый круг”?
- Ага, - взбеленился Холст, обидевшись за свой “Замкнутый круг”, - что уж там, сразу “Закат” давайте!
Автор “Заката” Кипелов, конечно же, оказался против… И как бы невзначай двинул Холсту под ребро локтём. Холст размахнулся и вернул Кипелычу должок, попутно заехав Дубу по шее. Дуб не обиделся на друга, он просто врезал Тере. Теря, как человек умный и уравновешенный, понял, что Дуб не со зла, а от обиды на вечную несправедливость, и стукнул Кипелыча по уху. Кип, не долго думая, смазал Дуба по лицу, да попутно еще и Холста дёрнул за кудри. Холст неожиданно обиделся на Терю, схватил Дуба за волосы и устроил другу выволочку. Это не понравилось Тере, и он отвесил Кипелычу славного пинка. Кипелыч обиженно съездил Холста в плечо, случайно попав при этом Дубу по челюсти.
Манякин, наблюдая эту перепалку, только ржал: он оказался умнее всех. Ведь его композиторский дебют по воле Судьбы так и не состоялся, а потому достать его было нечем. Впрочем, радовался он абсолютно зря: его коллеги уже заприметили, что он один остался в стороне от их семейной разборки и решили принять меры. Теря крепко ухватил Маньку за шиворот, Кипелыч преподнёс ему в знак вечной дружбы и любви смачную оплеуху, Дуб устроил другу бесплатный сеанс тайского массажа кулаками, а виртуозный Холст оказался изобретательнее всех: он набросился на манину шевелюру и в мгновение ока заплёл манькин хайр в десяток косичек.
Ну что ж, пауза явно пошла господам арийцам на пользу: теперь, по крайней мере, они выглядели подобающим образом: синяки, царапины и повышенная лохматость наблюдалась у всех пятерых.
Дубинин взял себя в руки, как бы оно на тот момент не казалось ему противно, и возобновил тему:
- Хоть скажите, что мы играть-то будем! Боевик или балладу?!
Эти слова прозвучали как призыв к новой сессии потасовки, но мир всё-таки восторжествовал: решено было исполнить “Балладу о древнерусском воине”. Она, конечно же, баллада, судя по названию. Да только вот по звучанию она – чистый боевик! На том и порешили.
Впрочем, не всё было так гладко. При упоминании этой песни Кипелыч почему-то вдруг почувствовал страшную пронзающую головную боль, которая концентрировалась преимущественно на лбу. С чем это было связано, он не знал, хотя чуть-чуть догадывался…
Чатлане, наконец, явились. Их было много, человек тридцать, и арийцам стало не по себе: а ну как здешний люд погряз в попсе? Что тогда сделают с несчастными металлистами?
- Давайте уже начинать, - тихо скомандовал Теря. – Народ ждёт, чего стоим?
И грянул гром. Вступили гитаристы, Маня тихонько застучал по тарелкам…
По мере исполнения песни слушатели несколько раз менялись в лице. Их начинало колбасить, многие посрывали с голов драные шапки, высвобождая нечёсанные хайры. Руки непроизвольно поднимались и складывались в “козы”, лица расплывались в довольных улыбках. Они доставали из загашников спички и, не переставая, швыряли их к ногам артистов.
- Бабло рекой! – заметил Теря, офигевая.
- Народу нравится! – с удивлением и радостью сказал Дуб, - продолжаем!
И они продолжали до тех пор, пока аудитория не повалилась в изнеможении на песок.
Повалилась, но не отстала. Вся толпа как один голосила:
- “Бал-ла-ду”! “Бал-ла-ду”! – это значило, что господа чатлане и пацаки требовали “Балладу о древнерусском воине” на бис.
И Кипелыч вновь запел:

- …Дым плыл над Кин-Дза-Дзой,
Лютый сброд закатил пир горой…
Где чатланин, что крикнет им…

И в этот момент один из чатлан в порыве любви и поклонения великой группе извлёк откуда-то из загашника огромную КЦ (вы себе представляете такую вот спичку в локоть длиной?) и бросил в арийцев…
-…что крикнет им СТО-А-А-А-АЙ!!!!!!!!!! – завопил несчастный Кипелыч, падая на пол клетки: громадная КЦ попала ему прямо в лоб…

…Концерт окончился, довольные чатлане и  пацаки разошлись. И пока Дуб с Маней приводили невезушного вокалиста в чувство, Теря с Холстом и менеджмент группы в лице аборигенов делили прибыль.
- Пополам, - напомнил Уэф арийцам.
- Щас, - возмутился Теря, - гоните-ка компенсацию за нашего вокалиста: у вас не аудитория, а дикари какие-то!
- Во-во! – подключился Холст. – Они же его чуть не убили!
“Хотя ему не привыкать”, - подумал тихонечко Маня, прикладывая Кипелычу ко лбу холодную мокрую повязку.
- Это точно, - добавил Дуб. – Кто петь-то будет, как не он?
Дуб был вообще конкретно счастлив, что пламенный порыв у их неизвестного плюканского фаната произошёл не во время исполнения “Пытки тишиной”, а то не миновать бы басисту всё той же палки в лоб.
- Я буду жаловаться в Спортлото… - слабо проговорил Кип, пытаясь приподняться.
- Лежи уже, - остановил его Маня. – Эй, менеджмент! На гравицапу-то хватит, нет?
- Ну-у-у, - протянул Уэф, - еще бы концертика три и будет в самый раз…
- ТРИ?!!! – завопил в отчаянии Кипелыч своим великолепным голосом. – Меня же убьют!
- Может, шлем ему на голову надеть – типа как у Короля Дороги, - предложил Дуб. – А то ведь и впрямь доканают!
Решили, что шлем будет лишним, а вот следить за бросаемым на сцену не помешало бы.
- Если что – я гитарой отобью, - пообещал Кипелычу Теря.
- Получше следи – третьего раза я не переживу, честное арийское! – пригрозил Кип.

Глава 2. Эцилоппы.

Аборигены купили топлива, залили в баки, и бандура завелась. Теперь, по крайней мере, её не надо было толкать.
Показался еще один населённый пункт. Машина снизилась, приземлилась, и арийцам снова пришлось лезть в клетку.
И вновь их постиг ужасный, неотвратимый успех, правда, в этот раз обошлось без кидания палок. И только Би собирался пройтись и собрать честно заработанные КЦ, как вдруг зрители шарахнулись в разные стороны с жутким визгом и вмиг попрятались в своих сараях. Би побледнел:
- Эцилопп!
- Чего? – не понял Теря.
- Эцилопп, бестолочь! – в ужасе повторил Би, указывая куда-то в пространство. – И не один!
Действительно, невдалеке от арийского пепелаца приземлилась еще одна бандура, только несколько иной формы. Из неё вылезли два ражих молодца с ружьями странной конструкции и уверенно зашагали к арийской клетке.
- Цак! Одевайте цак! – зашипел Уэф на арийцев. – Присесть и “ку” три раза, живо!
Арийцы послушно нацепили колокольчики. Один только Холст выпрямился во весь рост и даже бровью не повёл на предупреждения Коротышки.
- Пацаки! – приветствовал подошедший эцилопп всю честную компанию. – А что это вы здесь делаете?
- Ку-у-у! – хором, исключая гордого Холста, ответствовала “Ария”, приседая в глубоком реверансе.
- Мы тут поём… - промямлил Уэф.
- А ты почему без цака? – внезапно набросился эцилопп на Холста. – И чего это ты не приседаешь? Ах ты жалкий пацакский кю!
- Сам ты кю! – вякнул в ответ Холст.
Эцилопп сперва опешил, потом взвёл на Холста транклюкатор и пригрозил:
- Быстро присел и “ку” три раза!
- Ага! – заржал Холст. – Аж три раза. Бегу уже, подожди вот только, ногти на ногах подпилю сначала!
Эцилопп подозрительно прищурился на Холста и медленно проговорил:
- Это твоё заднее слово, родной?
- Заднее не бывает...
Это стало последней каплей. Эцилоппы набросились на Холста и вмиг повязали. Арийцы на помощь прийти так и не смогли – на них было направлено грозное дуло транклюкатора. Стражи порядка быстро затолкали бунтаря в свой пепелац, подобрали шасси и улетели.
Первым опомнился Теря.
- Доигрались! Кто теперь на гитаре за него соло нарезать будет!
Уэф негодовал:
- Я ему говорил – одевай цак, а он…
- Да пошёл ты с цаком-то со своим! – заорал Теря, срывая колокольчик с носа у себя и у близстоящего Дуба. – Ребята, вылезай из клетки, полетели выручать!
Арийцы вырвались из своего загона, забрались в пепелац и, затолкав туда Би с Уэфом, рванули с места в карьер.
Аборигены скулили:
- Зря суёмся, только отпинают, а толку выйдет ноль! Не наше это дело…
- Ну, - усмехнулся Теря, - Холст – это, может быть, и не дело, но наше – это точно!
Довод оказался веским. На полдороге арийцы спохватились: а куда летим-то?
Уэф мрачно ответил:
- В центр, родные. Только что вы будете делать там – вот это меня уже не интересует. Я вам что сказать хотел… Музыка у вас несомненно хорошая, только она это… того… На нашей планетке за-пре-ще-на.
Дуб фыркнул:
- Не привыкать!
- Привыкать – не привыкать, а правит на Плюке господин ПЖ, который…
- ПЖ? – переспросил Кипелыч, медленно краснея и о чём-то догадываясь. – Попсовая Ж…
- Жаба! – закончил за него Теря, спасая Кипа от нецензурщины, которую вокалист так не любит.
- Капут, - сделал вывод Валера. – На Земле доставали, и здесь то же самое!
Арийцы только горько вздохнули…

Глава 3. Плюканская диета

 …Бэ-э-э-э-э!!! – послышалось за арийским пепелацем.
Кто-то сочно, со знанием дела, блевал.
Дверь пепелаца открылась, и на пороге нарисовался сонный Кип. Его тошнило… Почесавшись, он шагнул вперёд и выпал из дверей.
Красивое заспанное лицо Кипа дёрнулось от ужаса и повстречалось с землёй, но тошнота оказалась сильнее боли, он тут же вскочил на четвереньки и метнулся за пепелац. К прежнему “Бэ-э-э-э!” (тенором) прибавилось ещё и “Уэ-э-э-э-э!” (альтино).
В пепелаце сидели Маня, Теря и плюкане. Это был час ужина.
- Не могу! Не могу больше! – вопил благим матом Манякин, отбиваясь от ложки с кашей.
- Надо, Маня, надо! – перекрывая барабанщика, орал Теря, пичкая Маньку серой гадостью. – Ты на прошлом концерте вообще не стучал! Жри кашу, милый, тебе сила нужна!  Ну? Ложечку за Дуба, ложечку за Холста, ещё ложечку за Холста (эх он щаз, наверное, голодный в эцихе сидит!) ложечку за Кипелыча… Кстати, где он?
Плюкане пожали плечами.
- За эцихом блюёт, - сказал дядя Би.
- Вместе с Дубом, - добавил Уэф.
Теря отстал от Манякина и выглянул из пепелаца. Позади корабля слышалось в унисон:
- Мама, мама, что я буду делать? Бэ-э-э-э!
- Мама, мама, как я буду жить? Уэ-э-э-э!
“Репетируют”, - подумал Теря.
Вернувшись в пепелац, он достал из-под приборной панели схоронившегося там Маню и вновь взялся за кашу. Манякин исправно кусался и орал, но кашу есть отказывался.
Терентий попробовал кашу сам. Да-а-а, такого отстоя он не ел со времён студенческой
столовки…
- Это что? – спросил он Уэфа, подсовывая ему тарелку с кашей.
- Каша.
- Какая каша, кю?!
- Пластиковая.
Теря с негодованием вышел из пепелаца и выкинул миску. Она угодила прямо позади пепелаца. Хоровое блевание на минуту стихло, но через пару секунд возобновилось с утроенной силой – очевидно, господа блюющие увидели миску…
Терентьев вздохнул и вернулся в пепелац.
Плюкане невесело хлебали свою мерзкую кашу, под приборной панелью скулил Манякин.
- Холста надо выручать, - задумчиво сказал Теря. – Без Холста не ладится чего-то ничего… 

Глава 4. Пожизненный эцих с гвоздями.

Эцилоппы грубо запихали Петровича в пепелац и повезли в центральное отделение охраны порядка. Всю дорогу они пытались вразумить гордого пацака и одеть ему на нос цак, но Холст упрямо отбивался и мастерски матерился.
Эцилоппы особой вежливостью не отличались, впрочем, Холст на таковую и не рассчитывал. Попутно отлупив его, они таки приволокли беднягу в какую-то сырую подземную клетушку и бросили одного. Правда, провалялся он там не долго – вскоре вновь припёрлись эцилоппы и потащили Холста на допрос…
- Встать, суд идёт!
Холст подскочил на месте. Сволочи эцилоппы привели его в престранного вида помещение. Посреди пустого квадратного зала находился огромный бассейн, в котором бултыхалось уродливое нечто с цаком в носу. Позади бассейна выстроились в шеренгу эцилопы, и дула их транклюкаторов были направлены на Холста.
- Господин ПЖ! – словно громом грянуло и загудело во всех уголках помещения.
«Неужто фанеру гонят?» - ужаснулся Холст, не сводя глаз со всё это время молчавшего уродца в бассейне. Уродец тем временем поднял руку и указал на Холста.
- Ты! – грохнуло опять. – Вопрос первый. Как тебя зовут?
Холст задумался. Не то, что бы он как-то особенно не помнил своего имени, но…
- Холст. Моё имя – Холст! – всё-таки решился он.
- Чё ж не штора? – плоско пошутила фанера. Холст плюнул.
Фонера грязно выругалась и продолжила допрос:
- Номер твоей планеты, чужак!
- Э-э-э… Третья… От Солнца… Землёй кличут.
- Отвечай, чужак, с какой целью ты проник на Плюк?!
- Ничего я не проникал, - недовольно ответил Холст. – Это всё Металлическая Марга устроила
пяткой чую!
- Чего?! – гаркнула фанера. – Какая Марга?
Уродец в бассейне слегка дёрнулся. Холста непроизвольно мотыльнуло на месте. 
- Ну-у-у… - протянул он, подбирая нужные слова. – Такая Марга… Марга – это такая мощная тётка… Такая… Металлическая… Скажет – как отрежет! Тексты ещё пишет…
- Какие тексты?!
- Ну, такие… Она напишет – мы поём…
- Гимны, что ли?
Холст почесал хайрастый затылок.
- Ну, для поклонников, быть может, и гимны, но я всегда говорил: писать надо лучше! Да разве Марга послушает? Это ж Марга… Мар-га!
- Самая главная на Земле, что ли? – загремело из-под потолка.
Холст задохнулся от негодования.
- Кому как! – наконец удалось выдавить ему.
- Всё ясно! – заорала фанера. – Отщепенец, бунтарь и дезертир! Бежал со своей планеты из-за разногласий с правительством, а теперь собирается устраивать смуту на нашем мирном Плюке!
Но у Холста на этот счёт было совсем другое мнение.
- Слушайте, достали вы меня, - непоколебимо ответствовал он, - ну фанера – ещё что, сами таким пару раз баловались. Но кто у вас там за пультом сидит? Басы бубнят неимоверно, верхов вообще ни черта не слышно…
- Что-о-о?! – завизжала фанера. ПЖ продолжал безмолвно хлопать глазами, сидя в своём бассейне. – Что-о-о?!
- То! – рявкнул Холст. – То, балда! Фанерщик позорный…
- Ничего, сам под фанеру петь будешь, когда понадобится!
- Не буду! – заорал в ответ гордый Холст. – Не бу-ду! Фанера маст дай!…
- Это твоё заднее слово, родной? – спросила фанера.
- Заднее не бывает…
- В эцих его!..
…Холста волокли по сумрачному коридору, а в спину ему ещё долго визжало эхо: «Приговор окончательный и обжалованию не подлежит!»…

Глава 5. Плюканские будни

- …Не могу больше, всё! Достало! – вопил Теря, гоняя по площадке перед пепелацем своих коллег-музыкантов.
- Достало! Хватит! – жаловался он Мане, попутно отвешивая ему пинка.
- Довели до ручки! – делился он с Кипелычем, понимающе дубася певца по шее.
- Лопнуло моё терпение! – сообщал он Дубу, крепко прикладывая друга гитарой по хвостово-филейной части.
Менеджмент в это время заседал в пепелаце, потягивал тёплый луц и рассуждал о том, какие у землян хлипкие нервы. Впрочем, всё было бы ничего, если бы Тере в конце концов не надоело гонять своих друзей и не захотелось бы добраться до организаторов всего этого хаоса. Терентий рывком сорвал дверь пепелаца и выворотил менеджеров за драные воротники на свет божий. Уэф и Би рванули было врассыпную, но мощный Теря не дал им уйти без причитающегося…
Короче, примерно через час все лежали в общей куче и стонали. Теря с гитарой сидел неподалёку и хмуро отрабатывал двойную партию (теперь он тащил всю музыку за двоих и это его совсем не радовало).
- Кю! – застонал Дуб, приходя в себя. – Кю-у-у!!!
- Исчезни! – рявкнул Теря.
- Опять двадцать пять! – просопел Дуб, выбираясь из кучи. – Совесть есть у него или нет?!
- Опять побил! – угрюмо жаловался Маня. – Когда это кончится, душа его размедвежья!
Кипелыч уныло завёл проповедь:
- Вообще он, то бишь, Теря – он добрый, только не сваливайте на него все соляки, и будете живы и здоровы…
- Вставайте, - забубнил Уэф, вылезая из кучи. – Концерты на носу. Чего разлеглись?
- Бегу, вот только ногти на ногах подпилю… - начал было Дуб, но Би грубо оборвал его:
- У дружка нахватался? У-у-у, сволочь хитрая, я тебе дам порядок нарушать…
- Теря, он меня хитрым обозвал!
- Работать! – рявкнул Теря, выволакивая из пепелаца клетку. – А ну быстро все внутрь!
- Мы тебе звери, что ли? – заворчал Кип, пролезая в загон.
- Ага, ты вообще – канарейка, - подпел кто-то из арийской банды.
- Тогда уж соловей, - возразил Кип с достоинством.
- Не, соловей в неволе не поёт, он в неволе дохнет, - проявил недюжинные познания в этологии Дуб.
- Гордый он, этот твой друг Соловей, - заметил Уэф. – Как Холст…
- Уж не лил бы луц на рану, медведь! – огрызнулся скучающий по Холсту Виталик.
- А за медведя – огребёшь…
- Слышали уже! Усилители держи крепче, счас всё поедет – опять из-за тебя перенастраивать два часа, кю позорное!
- Да если б ты, вместо того, чтобы думать, что ты первый металлист-космонавт, думал о ритме, то сбивался бы раза в четыре пореже!
- Ничего такого я не думал, кю!
- За языком следи – не ровён час, за ухо завернётся…
- Рот закрой – аппендикс простудишь…
- В моём присутствии попрошу не выражаться!!!

Глава 6. Великая Плюканская Революция.

Концерты на Плюке продолжались и с успехом. Теря, на которого свалились сразу две гитарные партии, тихо ругался, периодически колотил коллег и жаловался на отсутствие Холста, но играл исправно. Каждое выступление означало наглый аншлаг, а плюкане прилетали на своих пепелацах, лишаясь последней спички лишь для того, чтобы собственными ушами услышать чарующую музыку таинственных пришельцев.
Однако в одно прекрасное или не очень утро Уэф подошёл к арийцам с выражением вселенской скорби на лице. Все сразу заподозрили неладное. В воздухе повисло тягостное напряжение.
- Друзья мои, плохи наши дела, - вздохнул Уэф, - нами заинтересовался не кто-нибудь, а Сам.
- Это кто такой ещё Сам? – на всякий случай побледнев, выдавил из себя Маня.
- Кто… кто… дурья твоя башка… Сам ПЖ! – убито произнёс плюканский менеджер группы. – Теперь будем давать концерт перед Главным Бараком. И мне это очень не нравится.
- А вот мне нравится! – повеселел Теря. – Нас признали! Мы выходим на официальный уровень! Миллионы КЦ! Своя студия! Луц с содовой! Толпы поклонников!!!
- Ты погоди радоваться, - возразил Кипелыч, - чует душа моя, что дадим мы концерт, и Попсовая Жо… Ж… Спасибо, Маня… Жаба отправит нас в кутузку вслед за Холстом. Оно бы и неплохо – целостность группы и всё такое… Только вот на нарах охране блатняк лабать – это нездорово…
- А у Петровича сейчас, наверное, макароны с сыром… - с ненавистью зыркая на пацаков, заявил Дуб. – А что у нас? Пластиковая каша! Все КЦ либо эцилопы отбирают, либо вы, ворюги, прячете! А сначала разговоров-то было: три концерта – и домой… Кю! Кто куда, а я к Петровичу! И без него я ни ногой отсюда.
- Сам ты кю! – завопил Уэф. – А вдруг не посадят? А КЦ обещали отвалить целую тысячу!
- Маловато будет… - поморщился Теря.
- Маловато – не маловато, а на гравицапу гонорара как раз хватит.
Все вздохнули. Выбора не было…
…Перед Главным Бараком уже стояла огромная клетка, украшенная мигающими разноцветными лампочками. Увидев её, развеселился один только Дуб. Остальные начали сосредоточенно настраиваться.
Чатлан собралось великое множество. Они окружили клетку и принялись скандировать «А-ри-я! А-ри-я!», требуя начала концерта. Толпу поклонников инопланетного хэви взяла под концтроль цепь эцилопов с заградительными щитами. Два эцилопа с транклюкаторами наперевес заняли своё место у входа в Главный Барак.
Арийцы тем временем встали в кружок и начали перешёптываться… Из их кучки некоторое время слышалось деловое "Вот здесь паузу бери дольше", возмущённое "Почему у меня гитара здесь фузит сама по себе?!", скорбное "Упекут, ох упекут!" и бодрое "Кю!"
Закончив совещание, друзья взяли в руки инструменты… И началось!
…Плюкане слушали, пуская слюни от наслаждения. В ответ на призыв дать жару все, как по команде, водрузили себе на головы алюминиевые кастрюли. Сотни «коз» устремились в плюканское небо. Зрители были разогреты не на шутку, но самое мощное ожидало их впереди. Кипелыч махнул своей русой метлой, подпрыгнул на месте и подмигнул Тере. Терентий кивнул ему и вдарил по гитаре уже не за двоих, а за троих. Чатлан ждала песня про Плюк…

Плюк! Маня молчит,
Упал носом он на песок…
Плюк! Наш Кипелыч ворчит,
Ему пыль набилась в носок!

Между всех времён,

Между всех планет

Мы уже не ждём

От Земли ответ…

 

Плюк! Непостижно уму:

Наш Кип получил палкой в лоб…

Холст доигрался – в тюрьму

Его утащил эцилопп…

 

Его плоть и кровь

Водворят в эцих…

И на Плюке вновь

Правят подлецы!!!

 

Что нас ждёт? Вечный эцих с гвоздями!

Жажда пить сушит весь луц до дна!

Только жизнь здесь ничего не стоит,

Жизнь ПЖ – но не Холста!

 

Нет, гром не грянул с небес,

Когда мы играли “Мечты”!

Но нестерпимым стал блеск

Барака, где спрятался ты!

 

Выходи, ПэЖэ,

Выходи на бой!

И давай уже –

Без фанеры пой!

 

Что нас ждёт? Мерзкий ПЖ с фонерой,

Может быть, он нас перепоёт?!

Мы в ответ грянем ему “Химерой” –

Пусть Холста нам отдаёт!

 

Ы-ы-ы-ы!!! Ку-у-у-у-у!!!

В ответ публика грохнула громовую овацию и затрясла нечёсаными башками. Главный Барак пошатнулся…
- Мы почти у цели! – закричал Кипелычу Дуб. – Кипелыч, жми!
Кипелыч вдарил "Химеру". Её также приняли на ура. Да-а-а, презентация нового альбома
задалась!
- Эцилопы нервничать начинают, - бросил Валерке неистово трясущий хаером Теря, - ох, погорим мы с этим концертом, будь он неладен…
- Гореть, так всем вместе! – яростно сверкая глазами, закричал Кип… и затянул песню о Чёрном чатланине, несущимся в геенну огненную (надо думать, на планетку Альфу, где из грешных чатлан кактусы делают…) на своём верном пепелаце.
Толпа неистовствовала. Всем захотелось оказаться поближе к кумирам. Началась давка. Клетка затрещала и вот-вот готова была развалиться.
- Следуй за мно-о-ой!
И клетка рухнула. Арийцы что было сил рванули сквозь толпу к Главному Бараку. Заграждение было смято, но у входа в резиденцию ПЖ друзей встретили дула транклюкаторов. Казалось, это конец…
- …БЕЗ АВТОГРАФА НЕ ПРОПУСТИМ! – заявили эцилопы.
Получив заветную закорючку на память, стражи порядка также надели на головы кастрюли и вместе с толпой фанатов, оглашая плюканское безмолвие ором и гиканьем, ворвались в Главный Барак.
Так свершилась Великая Плюканская Металлическая Революция. Ура, товарищи!

Глава 7. Спасение Холста.

В это время Холста уже собирались пытать. В пыточную камеру – большой недвижимый эцих – были притащены огромные колонки и один магнитофон крайне устаревшей конструкции. Всё это добро было расставлено по углам, а по центру помещался Холст со скрученными за спиной руками. За пуленепробиваемым стеклом находилось помещение, где расселись чатлане во главе с самим ПЖ.
Жирный чатланин в красной мантии – палач государственного значения – подобрался к пульту управления, ткнул в кнопку, и из колонок неудержимо попёрла местная плюканская попса.
Петровичу стало дурно, и в глазах мгновенно потемнело. Попса постепенно набирала силу, и Холстинин понял, что его мучители не шутят. Начали допрос.
Палач взял микрофон и проорал, перекрывая грохот музыки:
- Кто тебя послал, шпион?
- У-у-у-у! – отвечал Холст, пытаясь порвать верёвки, дабы спасти уши и мозги от ужасающей попсяры.
- Отвечай и ты будешь прощён, оборванец!
На такое оскорбление Холст не мог не ответить как подобает – русским трёхэтажным, что он и сделал.
Но пытка попсой становилась все невыносимее и невыносимее. На третий час мучений Холст таки выдавил, что послала его на Плюк Великая Металлическая Марга, Гроза Попсы и Ширпотреба, и что скоро сама она прибудет сюда, чтобы освободить Плюк от гнёта попсовиков и прочих моральных уродов.
За это признание Холст получил новую порцию попсы, причём самой дешёвой, некачественной и зверской…
…Так бы и погиб наш Петрович страшной и бесчестной смертью от мерзкой попсяры, но тут пришло к нему спасение, откуда не ждали.
В глубине коридоров Главного Барака внезапно родился наглый шум и дерзкая ругань. Вот примерно то, что услышали палачи Холста…
Голос Манякина, раздражённый:
- Да пусти ты меня, кретин!
Неизвестный голос, хмурый:
- Куда прёшь?! Ну куда ты прёшь?!
Голос Тери, обычный терентьевский:
- Куда-куда… Счас как дам больно!
Неизвестный голос номер 2, возмущённый:
- Именем господина ПЖ…
Голос Дуба, интонация из серии “Пошёл нахх!”:
- В гробу я видел твоего ПЖ!
Неизвестный голос номер 3, саркастический:
- А транклюкатором по балде?
Голос Кипелыча, оперно-хулиганский:
- А руладу из “Химеры” в правое ухо? Но цель твоя – химера-а-а-а-а-а-а-а-а-(октавой выше)-а-а-а-а-а-а-а-а-а!!!
*грохот тел, сдавленный крик*
Арийский хор:
- Слабачки!… *истинно-арийский хохот*
Предсмертный хрип:
- Помогите! Они сумасшедшие!
Голос Мани, возмущённый:
- А ты как думал?!
Под эти звуки группа “Ария” вломилась в пыточные камеры. Палачи взвыли и бросились было в бой – на защиту ПЖ, но Ария дружно вытащила гитары и встала в позу, готовая грянуть самый что ни на есть жёсткий и страшный металл. Позади них защёлкали затворами транклюкаторов поклонники-чатлане. Приверженцы ПЖ в страхе попятились…
Вперёд вышел молодой чатланин с длинными волосами и, грозно сверкнув очами на угнетателей, пафосно заговорил:
- Вы! Слушайте меня, вы! Бессердечные и бессовестные, вы угнетали нашу национальную культуру долгие годы! Многие поколения родились и выросли под вашу мерзкую всеубивающую попсу! Мы мучались и глотали обиды, мы зарывали свои таланты, мы унижались! Днём за кусок чёрствого пластикового хлеба мы восхваляли вашу власть, а ночью смертно проклинали её! Днём мы принимали от вас мерзкий палёный луц, а ночью готовили планы по низвержению и низложению, и вот настал наш час! Героические пришельцы, герои пятой расы – не звёздной, а земной…
Дуб удивлённо прислушался к этим словам и, достав из кармана клок бумаги, зашуршал на нём эту фразу – больно красивой она ему показалась. "Авось пригодится", - смекнул Дуб.
- Не звёздной, а земной помогли нам понять, что мы – сила, мы – мощь, а вы – всего лишь жалкие узурпаторы и жестокие завоеватели… Ваше время кончено, и попса, что звучала в наших ушах все эти годы…
Вождь хотел было ляпнуть: "сегодня заглохнет навсегда!", но тут внезапно понял, что где-то совсем неподалёку орёт самая что ни на есть настоящая попса...
- Что ж вы делаете, гады!!! – завопил Дуб и бросился на двери эциха, за которыми всё ещё мучался Холст. Менее импульсивный Теря догадался долбануть по пульту управления ногой, расхреначив его в прах. Попса, наконец, отрубилась, двери эциха отвалились, и Холст в изнеможении рухнул в руки друзей.

Глава последняя и эпилог.

На планете Плюк в галактике Кин-Дза-Дза установился новый порядок. Отныне планетой правил настоящий Хэви Металл, а также свобода, равенство и братство. Группе "Ария" – освободителям и национальным героям Плюка – поставили огромный памятник посреди главной плюканской пустыни.
- Прилетайте ещё! – кричали чатлане-поклонники, помахивая арийцам, загружавшимся в новенький пепелац с мощной гравицаппой.
- Прилетим! – обещали арийцы, смахивая слезу.
У трапа стояли счастливые Уэф и Би. Холст с Дубом обещали им выслать при первой же возможности пару хороших гитар.
- Счастливого пути! – кричали они. – И держитесь подальше от Альфы! Там из чатлан кактусы делают…
Ария обещала вести себя в полёте примерно.
Наконец пепелац загудел, выбросил из дюз сноп искр и полетел прочь от земли к звёздным просторам.
- Вот тебе и Монголия, - подвёл итог подлатанный Холст, пялясь в иллюминатор.
- Хороша Монголия! – вырвалось у Дуба. – А дома Харрис куролесит… Что со мной жена сделает!
- Чёрт возьми, машина же пропала! – внезапно запричитал Холст, хватаясь за голову.
- И кровать тоже… - хмыкнул Кипелов.
- И рубашка, - подметил Манякин. – А что-то я ещё соседкам скажу…
Теря заржал.
- А ты скажи им – мол, на репетицию мы опаздывали, вот Антихрист и решил нас подбросить!
- Тебе смешно, а мне…
- Это кому смешно? Мне смешно? А что я жене скажу – где я был?! И это мне-то ещё и смешно…
- Что он жене скажет… А вот что я скажу?! – испугался Дубинин. – Как я объясню Стиви Харриса на нашей кухне?!
- Машину жалко! – причитал в своём углу Холст. – "Что я жене скажу, что я жене скажу" – на чём я ездить буду?!
- На Тере! – с негодованием буркнул Манякин. –  Пусть мне рубашку отрабатывает. Отдаю его тебе в счёт сорванной репетиции.
- Чего?! – взревел Теря. – А ну повтори!
- И повторю! – завопил Манякин. – Рубашку порвал! Кашей чуть не отравил! Теперь ещё и отбрехивается – мол, я не я, гитара не моя!
- Кто Харриса в Москву пригласил, сволочи? – воем выл Виталик. – Кто, признавайтесь!
- Кто репетицию назначил эту грёбанную?! – искрил Холст.
В общем, закончилось всё плохо... Дружная арийская семейка не выдержала очередного приступа взаимной любви и нежности и кинулась мять друг друга. В результате пепелац потерял управление и понёсся куда-то в звёздную даль, а именно – на планету Альфу, где из грешных чатлан делают кактусы.
Впрочем, кактусов из арийцев не сделали – арийцы они, а не чатлане, какие из них кактусы? Из них отбивные хорошие получались, и то по молодости, когда вокруг поклонников ещё не было, а была одна гопота и негодяи.
В общем, глянули на них на Альфе и сразу вынесли им приговор: затолкать обратно в пепелац и чтобы прямиком на землю!  Впрочем, удача уже откровенно повернулась к арийцам задом, и поэтому драка в пепелаце затянулась до самой Земли-матушки. Приземлились они на Красной Площади...

...От гнева самого Президента арийцев отмазала Марга. Она, подгоняемая совестью, давно радела во имя возвращения блудных сыновей на родную планету, поэтому по прибытию на Землю для них всё уже было готово: и справочки из дурдома, и тёплые местечки в Кащенко…
Из "мурзилки" фиктивных "дуриков" вытаскивали уже привычным способом: мол, на выходные домой, на побывку. Побывка затягивалась до второго пришествия Господи Иисусе, а справочки подло уничтожались знакомыми санитарами Марго – как говорил мессир Булгаков, "нет бумажки – нет человека"!
Харрис оказался и вовсе не сволочью. Протрезвев, он осознал себя в жутко загаженной и закуренной квартире на куче бутылок. Буржуйская его душа запросила европейской чистоты, и он, по старой привычке, бросился скоблить дом, причитая "Shit! Oak, for shame! What is this pighome?" Жёнушка Дуба, приехав от мамы и увидев картину маслом "Стиви Харрис выбивает ковры, обороняясь от русских фанатов "Iron Maiden" выбивалкой", так и растаяла. Она весь вечер кормила Харриса домашними пельменями, гладила по головке, и слушала его музыкальное мурлыканье: "Oak's wife is kind, Oak's wife is beautiful…"
Жена Тери совсем не удивилась и не испугалась. Она была умной женщиной и знала, что у её мужа очень ответственная и захватывающая работа. Кто знает, за какое место она ухватила его в этот раз!
"Москвичок" Холста вот, правда, действительно пропал. Но Холст не остался в накладе – байкеры как раз подарили ему новый "Харлей". Верзила-байкер, презентуя Петровичу подарок, странно улыбался и застенчиво бубнил "Долг платежом красен…" Что-то неладное и очень знакомое чудилось Холсту в его грубых и мощных чертах. "Где я его видел?" – долбил себя гитарист, мучая дырявую память. Вспомнить, где видел верзилу, он смог только тогда, когда навернулся с этого самого мотоцикла (повезло ещё – во дворе шлёпнулся, не успев отъехать и скорость набрать). У Харлея были не закручены гайки на колёсах, по причине чего последние с треском отвалились при холстовской попытке газануть. В общем, байкер, сбитый Холстом на перекрёстке, знатно отомстил... Но Петрович и не думал унывать – ну, подумаешь, дыра на джинсах, шишка на коленке... Зато "Харлей"!
Пропавшая кипеловская кровать сошла Валерке с рук только так. После продажи пепелаца в металлолом он приобрёл не только новую кровать, но и вполне приличный мотоциклетный шлем. Теперь никакие ножки от табуретов были ему не страшны. На сдачу от покупки шлема Кип презентовал Манякину новую нейлоновую рубашку, так что ездить Холсту на Тере в счёт сорванной репетиции так и не пришлось.
Композиторский же дебют Мани арийцы решили оставить до лучших времён... Кто её знает – эту Великую Металлическую Маргу, куда она за строптивость в следующий раз закинет?...

P.S. А соседкам на вопрос о здоровье Антихриста Сатановича суровый Маня решительно заявил: "Ку!!!"

 
Hosted by uCoz