Кто такой
Маня?
История с
клопами
Еще в
раннем сопливом детстве Александр Манякин
получил кличку “Маня”. Первоначально
кличка эта Александра раздражала, но прошло
время, и он свыкся с ней. Вообще следует
сказать, что был Манякин человеком тихим,
скромным и дружелюбным, за что в детстве его
постоянно лупили в
песочнице совочком по голове. Когда Мане
исполнилось пять лет, ему торжественно
вручили фарфоровую тарелку с изображением
клубничек на дне и барабан… И если миску
Маня сразу полюбил, то к барабану он отнесся
весьма  скептически, закатив немалый
скандал родителям по этому поводу. Родители
удивились, но настаивать не стали. К тому
времени у Мани появилась мечта – он захотел
стать патологоанатомом, и первой жертвой избрал именно
этот барабан. Наточив кухонный нож, он смело
ринулся на барабан грудью. Но барабан
оказался крайне упругим – Маню отбросило к
соседней стене с огромной скоростью и
крепко приложило головой об этажерку… Звук
при этом пошел такой необычайный и веселый,
что Маня решил нож оставить до лучших
времен. Вот именно, он решил взять кувалду и
размолотить этот проклятый барабан!
Да не, не такой же он садист! Он просто
отнес этот барабан на помойку… Когда Маня
подрос и стал неприметным тихим прыщавым
подростком, ему захотелось познакомиться с
девушкой. Но ему не везло… Когда Маня
пытался познакомиться, все происходило
примерно так: он нагонял желаемый объект на
улице и начинал мямлить:
-
Девушка, а девушка, а который час?
-
5 минут восьмого!
-
Девушка, а девушка, а как вас зовут?
-
Меня – Таня.
-
А меня Маня…
-
НУ И ДУРА!!!
В общем, Маньке не везло по всем осям. Он
втягивал свою беловолосую голову в плечи и
уныло плелся домой. Как-то раз по дороге
домой он подобрал свой барабан и решил
стать пофигистом – жить так, чтобы было все
по барабану…
Когда Маня вырос до размеров взрослого
вкусного дяди, ему пришлось устраиваться на
работу. За спиной остался филфак, и получить
хорошо оплачиваемую работу не светило… При
всем этом он оставался вполне обычным
пофигистом и так барабанил у себя дома
каждый вечер, что местные старухи назначили
за его белобрысую голову немалую награду.
Как-то раз он перепрыгивал через высокий
каменный забор, спасаясь от воинственных
бабок, и приземлился прямо на головы двум
крепким парням… Парни этого рекордного
прыжка оценить по достоинству не смогли и
решили Мане нахлопать по лицу… Мол, “попал
ты, братец!” На что Манякин гордо заявил: “А
мне по барабану!” Мужики аж сели: “Что ж ты
раньше не сказал? Нам нужен барабанщик!”
Это были Холстинин и Дубинин. Таким макаром
Манька попал в “Арию”. Эх, лучше бы ему
тогда просто дали по морде…
В этой самой “Арии” творилось что-то не
вообразимое: с самого утра начинался кошмар…
Во-первых, с утра пораньше являлся некто
вокалист Кипелов и начинал бесцеремонно
распеваться. И пока все остальные пытались
проснуться, он успевал порядком всем
насолить… На третий день такой работки
Манька почуял, что от кипеловского пения уже
как-то странно чешутся кулаки… То же самое
постоянно испытывали остальные члены
группы. Но обычно зуд в руках проходил после
плановой массовой трепки, которую
гитаристы устраивали Кипелычу каждую
неделю, причем не сговариваясь, а повинуясь
инстинкту… Но теперь все изменилось.
Теперь даже Кипелов стал чувствовать, как
ему плохо от Маниных барабанов. Поэтому на
неделе установилось два злачных дня: по
средам гитаристы таскали за волосы
вокалиста, по пятницам – барабанщика.
Вокалист и барабанщик сразу почувствовали
родство и сбились в банду. Как-то раз они
наловили в раздевалке арийской студии
клопов и запустили их в бас-гитару Дубинину.
Клопы сидели в гитаре тихо до тех пор, пока
Дуб не тронул струны… Во время репетиции
кипеловское “Смотри!” было перекрыто
дубининским “Клопы!!!” Оказалось, что
Дубинин о-очень не любил насекомых…
Холстинин сразу понял, кто напихал Дубу
клопов в гитару и за коллегу решил
вступиться. А поскольку Кипелыч хохотал в
звукозаписывающей кабине и был недосягаем,
Холст выволок из-за барабанов Манякина и
высыпал ему оставшихся в гитаре клопов за
шиворот… Кипелов в ярости выскочил из
кабины и бросился на Холста. Металлисты
вцепились друг другу в роскошные шевелюры и
покатились по студии. В этот момент Дубинин,
белый как мел, выгребал из гитары остатки
клопов, а Манякин, красный как спелый томат,
вертелся волчком, пытаясь избавиться от
клопяр, наводнивших его рубашку. Холстинин
оседлал Кипелова и награждал его тяжелыми
тумаками, успевая уворачиваться от
кипеловских оплеух. Кипелов, придавленный
Холстом, яростно оборонялся и с энтузиазмом
получал немыслимые пощечины одну за другой.
Наконец всё выше перечисленное надоело
Терентьеву и он начал зачистку территории.
Во-первых, он взял в одну руку Дубинина, в
другую Манякина и сильно тряхнул. Все клопы
разлетелись как коврижки, ударяясь о стены,
лопаясь и испуская мощный аромат отстоя. Во-вторых,
он отодрал Холстинина от Кипелова, развел
их руками в разные стороны и столкнул лбами…
Оба отрубились. В-третьих, развернувшись к
еле живым Дубинину и Манякину, он рявкнул: “Что
б через 5 минут никаких клопов в студии не
было!” Затем он повернулся и вышел, а
Манякин и Дубинин, понимая, что перечить –
только хуже будет, начали скоблить студию…
Через полчаса очухался Холстинин и пошел
смывать кровь с лица. Через две минуты после
этого в себя пришёл Кипелов и тоже поплелся
смывать кровь с лица. В сортире они
встретились, мутно посмотрели друг на друга
и решили пойти на мировую, о чем, вернувшись,
и объявили отмывающим студию Мане и
Дубу. В знак полного примирения решено было
хорошенько заложить за воротник… И потому
все как-то странно посмотрели на Маню, а
Кипелов запел: “Беги, беги за во-о-одкой, к
безумству высоты!”…
|
