На главную

Ramm-stein!

«Уж сколько раз твердили миру…», что с кем ты поведешься… Кто сказал – «с тем и наберешься»? Конечно, бывает и такое, но сейчас
речь не о том… Или о том? Впрочем, судите сами…

День первый

«С кем поведешься…»

     Виталик Дубинин, сидя за рулем своего автомобиля, зевал так, будто хотел в один присест проглотить средних размеров индюка. Шесть
часов утра, а он уже на ногах… Конечно, Дуб предпочел бы отсыпаться часиков до десяти, но его призывали чрезвычайные обстоятельства.
В семь ноль три в аэропорт «Шереметьево» прилетал самолет прямым сообщением «Берлин – Москва». На борту лайнера должны были
находиться почетные гости из Германии - громкая в своей славе (да и просто очень громкая) индастриал-рок-группа «Раммштайн». Немцы
прибывали в Россию с неофициальным визитом и собирались дать небольшой клубный концерт. У «раммштайновцев» это уже стало
обычной практикой. Нашу страну они любили – за широту русской души, за красивых девушек, и – да простят мою прямоту суровые
критики – за обилие выпивки. И закуски, естественно… Что им могли предложить в родной Германии – пиво и сосиски с кислой капустой?
То ли дело Россия – водка, блины, икра, вкуснейшие пироги с мясом и рыбой… Осетр, м-м-м… Так, кто голодный, живо прекращайте чтение,
не облизывайтесь на ассортимент!
Итак, ожидалось прибытие группы «Раммштайн». Причем же здесь Дуб и почему именно он едет в аэропорт? Элементарно, Ватсон!
Немецкие гости прилетали в качестве ответной акции по приглашению «арийцев». После выступления «Арии» в Берлине ребята позвали
«раммштайновцев» в Россию, и вот наконец коллектив из Германии согласился. Дубинина они знали (или узнавали?) лучше прочих, потому
он и был делегирован на встречу…
     В зале прибытия диспетчер механическим голосом робота, больного гайморитом, вещал: «Рейс № 1458 сообщением Токио – Москва
прибывает в 6 часов 32 минуты… Рейс № 1642 сообщением Рим – Москва прибывает в 6 часов 47 минут… Рейс № 1313 сообщением
Екатеринбург – Москва прибывает…» Тут он замолк и, судя по звуку, зашелестел какими-то бумажками. Дубинин громко продолжил фразу
диспетчера: «…то ли сегодня, то ли завтра!» В зале поднялся переполох. Встречающие не могли понять, что за безобразия творятся на
отечественных авиалиниях, и всерьез решили подавать жалобу на руководство аэропорта. Им невдомек было, что у Витали очень
оригинальное чувство юмора, и он просто-напросто так шутит…
    Диспетчер затих, а потом снова прогнусавил: «Рейс № 1240 сообщением Берлин - Москва прибывает в 7 часов 05 минут…» Дуб скорчил
такую мину, будто две минуты разницы во времени решали судьбу человечества…
     В проходе появились участники группы «Раммштайн». Компашка подобралась разношерстная… И, надо сказать, довольно крепкая. Среди
музыкантов выделялся не самый высокий, но дюжий молодец со смурной харей, косой саженью в плечах и волосатыми ручищами молотобойца
– не кто иной, как сам Тиль Линдеманн, вокалист группы. Рядом с ним шлепал персонаж роста примерно такого же, но веса практически
нулевого. Это был клавишник Кристиан Лоренс, получивший за свою худобу весьма романтическое прозвище «Флейк», то есть «Пушинка».
Кто бы ожидал от матерых рокеров такой трогательности…
       Первым Дубинина заметил все же его коллега Оливер. А уж двухметровую фигуру басиста «Раммштайна», несмотря на его кличку
«Ларс», то есть «Незаметный», не заметить мог только слепой… Ридель бросился к Дубу и с непередаваемым акцентом на трех языках
завопил: «О, Виталий! I’m so glad to see you…как это будет по-русски… nun, ihr habt uns eingeladen, und wir sind gekommen…мы вот
приехали… Hast du auf uns schon lange gewartet?»
     «Что он несет? - пробормотал Дуб, по-немецки не понимавший ни слова, - вроде здоровается… Говорит, что рад меня видеть…» К
Риделю присоединился вокалист, приветственно схвативший своей лапищей руку Дубинина и чуть не оторвавший ее в порыве дружеских
чувств… «Du triffst uns so früh… Es ist so nett von dir… Du bist ein guter Freund!» - расчувствованно прорычал он. Виталик поморщился
– ну и сила у этого труженика от музыки… Оливер это заметил и с высоты своего роста попытался прикрикнуть на Тиля: «Was machst
du? Sei vorsichtiger! Er spielt Gitarre. Er wird seine Hande noch brauchen…» Вокалист, как всегда, отмахнулся от Риделя, как от
назойливого комара, и пробасил: «Das macht nichts! Er ist starker Bursh! Was sagst du dazu?» - обратился он к Ду.
        «И вам того же… - на всякий случай ответил Виталя, которому речь Линдеманна ровным счетом ничего не разъяснила, - добро
пожаловать…» Это немцы знали, потому Тиль легонько хлопнул «арийского» басиста по спине и пророкотал: «Добро пожаловать! Sehr gut!
Jetzt fahren wir? Wohin?» Дуб от такого ласкового прикосновения пошатнулся, еле удержался на ногах и вознес мольбу к небесам дожить
до конца этого визита без особо тяжких телесных повреждений. А все только начиналось, ибо «Раммштайн» приехали на полных двое суток
и планировали хорошо отдохнуть…
     Из-за широкой спины вокалиста вынырнул человек, похожий на героя национальной легенды про Уленшпигеля – худощавый и с лукавым
лицом. Сам себя он именовал Лисой, но официально его звали Рихардом. Если уж совсем точно – то Рихардом Бернштайном. Впрочем, не
было доказано, что и это имя является настоящим… В группе «Раммштайн» он занимал должность соло-гитариста, то есть являлся, по сути,
сотоварищем по цеху Холста и Попова. Еще один представитель «братства гитары» волок с собой два кофра – свой драгоценный инструмент
Пауль Ландерс не доверял никому… Тем более службам аэропорта. В прошлый свой приезд в Россию Пауль два часа носился по всему
«Шереметьево» в поисках багажа. По счастью, тот все же нашелся, но Ландерс едва не сошел с ума, представив себе, что будет, если он
лишится своего любимого «Dean Markley LTHB 010-052 (круто, да?)… Но вы не думайте, что Бернштайн был так прост – этот гитары тоже
никому не доверял… Кроме басиста. На излишне тихого и молчаливого Риделя хитрый Рихард всегда нагружал не только пару его
собственных басух, но и свои инструменты… (а теперь представьте себе, что бы творилось, если бы Холстинин попробовал навьючить Дуба
«Fender’ами»… Ядерная война как минимум…) Конечно, самого маленького завсегда обижают… На Ландерса ведь гитары фиг
повесишь… Во-первых, с Паулем связываться опасно – не тот характер: этот может и послать ко всем чертям и не только… А во-вторых,
он русский (для немцев Россия и Беларусь – это одно и то же)… На нашей же нации где сядешь, там и слезешь. И в-третьих, два
вышеозначенных компонента вместе дают такую гремучую смесь … Именно благодаря гитаристу вся группа досконально знала родной
русский мат. Когда до него сильно докапывались, Ландерс разговаривал исключительно на этом языке…
       Но у Пауля был один несомненный плюс – его владение русским языком матом не ограничивалось. Потому он служил основной
переводческой силой коллектива. С Дубининым, Беркутом и Удаловым могли общаться еще Рихард и Кристоф, барабанщик
«Раммштайна», владеющие английским. А вот гитаристы «Арии» отличались редкостной невосприимчивостью к иностранной речи. Им
без Ландерса приходилось трудновато…
         Дубинин при виде Пауля тоже приободрился и полюбопытствовал: «Слушай, а что они сказали?» Гитарист усмехнулся и перевел:
«Оливер спрашивает, долго ты нас тут ждешь? Тиль благодарит тебя за то, что ты не поленился встретить нас так рано. Ты хороший
друг!» «А меж собой они чего ссорятся?» Пауль заржал (он вообще любил поржать, причем довольно громко и противно…): «А Ридель
тебя защищает… Он говорит, что как басисту руки тебе еще пригодятся… Не рекомендует Линдеманну их отрывать!»
     Дуб в принципе был согласен с Ларсом и сразу почувствовал в суровом немногословном германце родственную басистскую душу,
которая не ограничивалась применением одних и тех же гитар обоими музыкантами… Да и марки басух Оливера с дубининскими вообще-то
не совпадали… Но бас-гитарист любой группы сразу признает своего – самым непостижимым образом… Воистину, рыбак рыбака видит
издалека…
   «За вами автобус пришел. Скажи своим, что сейчас едем в гостиницу. Там устроитесь – и к нам на репетицию… - предложил Виталя
Ландерсу, - или Рихарду я сам скажу…» «В порядке обмена опытом! – загоготал Пауль, - что уж там, скажу всем. И Рихарду, и
Шнайдеру…»
       Нельзя сказать, что отечественный гостиничный персонал был счастлив видеть у себя зарубежных гостей. В принципе против
иностранных посетителей они ничего не имели, но их принадлежность к рок-банде здорово пугала. А то, что это была реальная банда,
сомнений не возникало. Вон тот длинный с пятью гитарными кофрами – да у него ж на лбу написано, что погромы гримерок и номеров –
его стихия… Эх, ошибались работники сервиса… Басист «Раммштайна» был наиболее безобидным из всех. Средоточие хулиганства
группы было, как водится, самым мелким. Что называется, мал клоп, да вонюч…
      Порядком перепугав персонал гостиницы, «раммштайновцы» расползлись по номерам. Администратор тяжело вздохнул – пропал весь
седьмой этаж… Что эти немцы от него оставят? Хорошо, если до других не доберутся…
        Кое-как покидав вещи, музыканты в сопровождении Дуба двинулись в «арийскую» студию. Концерт был намечен на завтрашний день,
так что свободным временем группа располагала… Ландерс прихватил с собой свой инструмент – надо же показать, на чем играет гитарист
одного из знаменитейших европейских рок-коллективов… Рихард, не будь дурак, взял две гитары – все равно не ему их тащить… Оливер,
исповедовавший культ пофигизма, флегматично нес свою «Ampeg SVT 15E» вместе с бернштайновскими «Fender American Vintage» и
«Marshall MG 50 RCD»… Да ладно, гитары – это не страшно. Главное, что барабанщик установку на него не взвалил…
    У дверей студии торчал Беркут. Вокалист был занят крайне важным делом - он вышел покурить. Вернее, его выгнал Холстинин, чтобы
он не портил рабочую атмосферу табачным дымом… Сейчас Артур занимался тем, что активно коптил и без того загазованное московское
небо. При виде дорогих гостей Беркут выронил сигарету и кинулся к ним. «Приехали? Ну наконец-то… Петрович не в настроении, бухтит,
что ничего этому Дубу доверить нельзя…» - выложил он ситуацию на текущий момент. «Это мне доверить нельзя?» - возмутился Виталя.
«Это кто бухтит?» - раздался голос Холста с другой стороны… Вокалист понял - он сейчас окажется меж двух огней… И кто его только
за язык тянул? Попытки наябедничать ничем хорошим не заканчиваются…
       Спасение снизошло на Беркута в виде мощной фигуры собрата по певческому цеху. Если это можно было назвать спасением…
Линдеманн поздоровался с Артуром в своей манере - приветственно хлопнув его по спине и проорав ему в самое ухо: «Guten Morgen!
Wir sind schon da! Morgen werden wir zusammen singen, nicht wahr?» Ландерс не менее громогласно заржал: «Петь вместе будете, а?»
От такой силовой и звуковой атаки Беркут вжался в стену и почувствовал себя неотъемлемой частью архитектурного ансамбля здания…
      Рихард Бернштайн ужом проскользнул между музыкантами, подскочил к Холстинину и на хорошем английском произнес: «You’re the
hosts for you last year, and we will be hosts for us now… So show me your base…» Холст пожал протянутую ему руку и посмотрел на
Дуба - что делать, мол? Виталик издевательски ухмыльнулся - язык надо было учить!
       От стены отклеился Беркут: «Пошли, провожу… Посмотрите на нашу базу… Пауль, скажи Тилю, чтоб он громкость поубавил… А то и
сам охрипнет, и нас оглушит…» Ландерс, отличавшийся редкой смешливостью по поводу и без повода, опять нашел причину во всю глотку
захохотать… Ридель молчал. А чего зря слова тратить? Кристиана вон держать надо, а то ветром того гляди унесет… Останутся от
клавишника одни очки, потом гитаристы ему всю плешь проедят… Они это умеют…
         Непосредственно в студии «Раммштайн» расположились так, будто век в ней репетировали. «Cool!» - оценил обстановку Рихард.
«Ja, mir gefällt auch…» - присоединился к нему Кристоф, заприметив классную барабанную установку. Он не был бы истинным любителем
тяжелого рока, если бы не возжелал испытать ее… Шнайдер взглянул на «арийцев» и обратился к Дубинину, указывая на барабаны: «May I?
I want try…» Виталя, ей-богу, не знал, можно ли разрешать играть в отсутствие Макса, но в конце концов махнул рукой: «Let’s go! I’m trusting
for you…» Кристофу второго приглашения не понадобилось – он тут же уселся на привычное место, схватил палочки и опробовал барабаны.
Опробовал он их так громко, что в ушах звенело… По-другому Шнайдер играть не умел…
       Дверь, подбодренная чьим-то очень экспрессивным пинком, едва не слетела с петель. С диким воплем раненного навылет бизона
студию соблаговолил почтить своим присутствием Максим Удалов… Смысл его вопля можно было расценить следующим образом:
«Какая сволочь посмела трогать мою установку, сейчас я из нее шницель по-венски сделаю!» Потенциальный шницель, то есть Кристоф,
был так увлечен своим соло, что опомнился только тогда, когда ощутил – его не очень вежливо выпихивают с незаконно занятой
территории… Макс же был настолько занят процессом изгнания оккупанта, что не сразу понял, кого же, собственно, он выпихивает…
     «Ай-яй-яй, как неприветливо вы встречаете гостей…» - прозвучал над головой Удалова ехидный голос. Голос не принадлежал ни одному
из «арийцев» - хрипловатый, с легким иностранным акцентом… Макс обернулся. За спиной у него стоял невысокий шатен с неизменной
гитарой в руках… «Пауль? Господи, вы уже здесь?» «Только пару часов как прилетели… - саркастически заметил Ландерс, - а барабанщика
нашего уже бьют…» Удалов смутился: «Sorry, Christoph, I haven’t seen, that’s you…» «Don’t worry… - прокряхтел Шнайдер, потирая
ушибленные места, - that’s not first time for me…». «Обижаешь, драммер! – заметил Пауль, - это от нас, что ли, тебе достается? Ты же
сам кого угодно отлупишь…»
       Бернштайн неторопливо раскрыл футляр и вытащил оттуда свой «Fender». Холстинин уставился на инструмент с любопытством
естествоиспытателя, проводящего опыты с лабораторными мышами. Да, не гитара – игрушечка! Петрович тоже давно хотел такую, но ему
постоянно мешал самый страшный в мире зверь… Имя тому зверю – жаба… Страшна же она тем, что передушила половину населения
Земли… Рихард, заметив интерес Холста, поинтересовался: «I see, you like this guitar… Do you want play? Take it…» На что уж Петрович
не дружил с английским, но это понял – ему дают поиграть на такой классной вещи! «Fender» немедленно подключили к комбику, Холст взял
первые аккорды и решил – эту модель он обязательно должен иметь в своем арсенале… Фиг с ней, с жабой – внесет покупку в налоговую
декларацию как средства, необходимые для ведения профессиональной деятельности, и вернет часть денег…
     «Nun, welches Lied werden wir singen? – заревел Тиль, как слон на водопое, - Still, na? Ich will auch etwas neues...» «Блин, как ты
достал уже со своим «Штилем»…» - пробурчал Дуб. «Штиль», между прочим, ваш, товарищ композитор! – процедил Петрович, - песенка
на вашей совести… Кто Диркшнайдера позвал в дуэт с Кипеловым? Валерка уж на что замшелый интеллигент и матом не ругается, но тогда
такое сказал…» «Во-первых, тамбовский волк тебе товарищ! Во- вторых, мне на твоего Кипелова положить три кучи! – разъярился Дубинин,
не вынося напоминаний о прежнем вокалисте, - Что он сказал?» «Он спросил, какая жопа изволила подложить ему эту толстую немецкую
свинью… И интересовался, за какие же его грехи она будет ему подхрюкивать…»
       Этот яростный диалог привлек внимание «раммштайновцев». Не все слова они понимали, но, как уже говорилось, ругательной лексикой
владели всеобъемлюще… «Едрить твою в корень!» - поднапрягшись, выдал Шнайдер. Ландерс немедленно активизировался:
«Ты кого, крюк тебе в дышло, посылаешь? Ты своих друзей посылаешь?» Линдеманн загнул такое ядреное словцо, что приводить его не
рекомендуется… Но из его уст звучало оно как-то особо ядрено…
      Рихард, персона иронически-утонченная, сдержанно улыбнулся. Опять бузят… От Оливера, по обыкновению, нельзя было услышать ни
слова. Басист отличался редкой молчаливостью. Кристоф и Пауль очень любили с ним беседовать, потому что он никогда их не перебивал…
Но при всем своем внешнем спокойствии и отчасти художественной натуре (помимо музыки, Ларс был еще и фотографом… Компромата на
товарищей он насобирал уже предостаточно. Но ведь хрен отберешь!) Ридель увлекался спортом, причем предпочитал экстрим, в результате
чего не раз получал травмы.   Ландерс язвил, что, дескать, оттого он и немногословен… Узнав эти сведения при первой встрече с
«Раммштайн», «арийцы» всерьез задумались – а не огреть ли им по башке чем-нибудь своего басиста, потому что временами Дуб
напоминал незатыкаемый фонтан… Но потом вспомнили, что своей буйной головушкой Виталик прикладывался неоднократно о самые
различные предметы, после чего его логорея становилась совсем неуправляемой и принимала крайне непечатный характер…
      «Ария» с восторгом восприняла такое выражение чувств немецкой группы. Во всяком случае, Дубинину понравилось. Он сам с большим
удовольствием употреблял такой лексикон – в частности, в адрес «Раммштайна», получившего за его «Штиль», как он выразился, пиздюлей
от своего менеджера. Тому не понравилось, что музыканты своевольничали и пели чужую песню без его позволения… Авторские права и все
такое… Автору же, похоже, было все равно, кто и как будет ее петь… Дуб на эту тему не заморачивался… Может быть, именно потому
Витале пришла в его бедовую голову бредовая мысль...
     «Пауль, концерт ведь завтра… У меня есть предложение! – решительно тряхнул хайром Дубинин, - обмен, так сказать!» Ход
размышлений басиста не мог понять даже Ландерс, ибо спросил: «Виталий, что ты подразумеваешь под обменом? Ты, что ли, на место
Оливера ? Или Сергей меня заменит? Не-е-ет, я не хочу… Ты меня не выгоняй!» При этих словах гитарист снова расхохотался. «А ты почти
угадал! Артур на место Тиля!» Ландерс развеселился еще больше: «За что ж ты Тиля-то? Он хороший… Громкий, правда, и иногда
бесцеремонный, но нормальный мужик!» «Пауль, да не к вам мы Беркута отправим! Сыграем сами пару ваших песен…
Сделаем ответный подарок за «Штиль»… Ты не против?» «Слушай, а забавно будет! – одобрил гитарист, - ща ребятам скажу…»
      Беркут, услышав этот диалог, еще больше вытаращил глаза и надрывным голосом поинтересовался: «А я тут вообще зачем? Меня
спросить не бывает? Виталик, мне что, по-немецки петь придется?» Дуб взглянул на него, аки дитятко невинное, и ангельским тоном вопросил:
«А что тут такого? Споешь, что тебе стоит?» «Да я ж язык не знаю!» «И не надо… Меньше знаешь – лучше спишь… Они тебе текст
напишут, выучишь и потрясешь публику своим выступлением!» Артур забился в угол и буквально взвыл, представив себе муки изучения
иностранного языка по песням «Раммштайн»… Не знаю, как публику, а вокалиста уже трясло от ужаса, ожидавшего беднягу в последующие
сутки…
Бернштайн со Шнайдером тем временем выслушали Ландерса и приветствовали предложение Дуба. Ларс тоже промычал что-то вроде
«Угум!» и утвердительно кивнул - принимается, мол. Линдеманн тут же заорал, что это потрясающе крутая мысль, и взялся лично обучить
Беркута фирменному «раммштайновскому» вокалу. От этой перспективы Артур завыл еще громче, завершив процесс воя тихим
поскуливанием… Максу стало даже его жаль – вот это Виталя загнул! Ладно, он над Кипеловым и Удо с этим «Штилем» поиздевался,
сделав то, о чем поэт сказал: «В одну телегу впрячь не можно коня и трепетную лань…» Но Валера хоть свой репертуар исполнял, а тут…
     Холст тоже слегка опешил и хотел было возразить, но любопытство взяло верх. Петровичу вдруг захотелось проверить собственные
силы – а слабо ему сыграть какую-нибудь суперскую вещь? Причем желательно с длиннющим виртуозным гитарным соло… Уж он
Рихарду покажет, как надо за проволоку дергать… Попов был твердо уверен, что они с Володей сделают гитаристов «Раммштайна»,
потому вызывающе посмотрел на Ландерса и напыжился от осознания степени своей крутости…
      Дуб выволок скулящего вокалиста из угла и приступил к сложнейшему действу - выбору песни: «Так, что исполнять будем? Давай так
– одну лирическую, один жесткач…» «Может, обойдемся только лирикой?» - придушенно пропищал Беркут. Тиль рявкнул, что жесткач
очень надо, а то чему же он будет учить Артура? После этих слов Беркут понял, что ему не отвертеться – придется петь все…
     «Что берем из лирики? Рихард, твои предложения?» Лиса подумал и изрек: «Es kann man “Engel” sein…» Да уж, Бернштайн не мог
не выдвинуть собственное творение… «Рихард за «Ангела»…» - сообщил Ландерс. Холстинин поморщился: «Нет, хватит с меня ангелов…
«Ангельская пыль» была, а за «Беспечного Ангела» нас вообще чуть не порвали… Музыку мы, видите ли, дерем…»
    Ридель тоже некоторое время размышлял, а потом высказался: «Willst du “Tier” singen? Ich meine, es ist nicht schlecht…» «Ларсу
нравится «Зверь» - пояснил Пауль, - неплохая песня…» Макс хрюкнул и пропел: «Я зверь, я пришел к тебе - пришел вопреки судьбе…»
Холст вздохнул: «Зверь» - так называется одна из наших вещей… Повторяемся…»
     «Ihr konnt “Ohne dich” singen…» - предположил Шнайдер. «Шо цэ такэ?» - вопросил Дуб. Пауль, проявив недюжинный лингвистический
талант, перевел с немецкого на украинский: «Цэ, хлопец, писня «Без тебя»…» Петрович воздел глаза к небу. Дубинин хмыкнул: «И это у нас
тоже уже есть… Кипелов еще так слезно пел, будто подшофе… Тоска…»
     Ландерс подскочил на стуле, будто ему в известное место воткнули соответствующей длины гвоздь: «Тоска! Точно! Давай Беркут песню
“Sehnsucht” споет!» «Это что значит?» - на этот раз по-русски спросил Виталик. «Тоску и означает… Томление…» «А о чем она?»
«О любви… - не к месту загоготал Пауль, - он по ней скучает и все такое…»
        Беркут засопел. Ладно, на любовь он согласен… Любовь – дело хорошее… «Все, с лирикой разобрались… Теперь потяжелее что-нибудь
давай. Что имеем предложить?» «Имеем предложить нашего клавишника… Тяжелый случай. Он у нас доктор, потому больной на всю
голову… Флейк, проснись!» Лоренс, дремлющий на синтезаторе, очумело захлопал глазами: «Ты меня?..» «Тебя, тебя, жертва голодовки…
Что у нас из материала покруче есть?» «Дык… у нас все круто… а я-то причем?» Ландерс хихикнул: «Ну надо же было тебя разбудить!
Ты и так перед дорогой бутылку джина принял и в самолете всю дорогу продрых…» Кристиан насупился: «Не бутылку, а полбутылки…
И не джина, а текилы… И вообще, это была не моя текила. Ее Шнайдер притащил… Ты ж его знаешь – он на трезвую голову в самолет не
войдет… Боится». «Ладно-ладно, я понял… Так что ты можешь предложить?» «В смысле?» - не врубался клавишник. Дуб тихонько спросил
у Рихарда: «Он у вас всегда такой тормознутый?» Бернштайн расплылся в улыбке: «Флейк-то? Не-е… Он по сцене скачет так, что кенгуру
позавидует… Увидишь еще».
     Лоренс наконец въехал в ситуацию и понял, о чем его спрашивают. «Ну, пускай он «Du hast» споет… Коротенько и со вкусом…»
Беркут обрадовался – чем меньше слов, тем лучше! Но кровожадный Дубинин отказался: «Ну что там – коротенько! Не надо искать легких
путей… Подлиннее можно». В беседу включился Тиль, заявивший, что самое то – это истинно по-рокерски прорычать «Meister-r-r!» Удалов
упал в кресло и захохотал. Ну точно Серышев! Еще Грановского сюда – и будет тебе «Мастер-р-р!»
    Линдеманн не успокаивался и предложил новый рык – «R-r-rein, r-r-raus!» Артур попробовал повторить… Может, от злости на Виталю,
но рычание у него получилось настолько искренним и впечатляющим, что идея Линдеманна сразу нашла поддержку музыкантов с обеих
сторон…
       «Флейк, напиши ему тексты для “Sehnsucht” и “Rein, raus”… - велел Ландерс. Клавишник попробовал возникнуть: «А почему я?
Тиль поет, пусть он и пишет…» Гитарист немедленно подавил «бунт гарнира»: «Тиль поет, а ты пиши… На то ты здесь и самый
грамотный…» Лоренс скорчил кислую мину, но переместился за стол и начал изложение на бумаге «раммштайновских» историй…Покончив
с этим, он протянул Паулю листок: «Вот, готово…» Беркут страдальчески вздохнул, принимая из рук гитариста немецкую абракадабру – эх,
судьба-индейка… Линдеманн подрулил к нему и принялся втолковывать «арийскому» вокалисту тонкости произношения слов…
         Рихард толкнул Оливера: «Ларс, покажи Виталию свои бас-партии… Чтоб за час выучили! Я на тебя надеюсь…» Ридель пробурчал,
что это уже не от него зависит, но подсел к Дубу вместе со своей басухой и заиграл начало «Rein, raus». Дубинин немного послушал, взял
еще одну бас-гитару и присоединился к нему. Видимо, где-то он слажал, потому что Оливер остановился и горячо заговорил: «Nein, hier muß
man “fa–bekar”spielen! Und du spielst “fa”…» Виталя, уверенный в том, что это и был фа-бекар, попытался оспорить мнение Ларса, но тот
твердо стоял на своем… К словам «старших товарищей» (как Дуб ехидно величал Холстинина) Виталик еще прислушивался, но сейчас свое
превосходство пытался доказать представитель относительно молодого бас-поколения… Несмотря на внешнюю сдержанность, Ридель
обладал довольно взрывным характером, в результате чего в ходе завязавшейся перебранки Дубинин чуть не получил басухой по башке…
Ввиду очевидного превосходства по физическим данным молодость победила… Пришлось в срочном порядке перенастраивать инструмент…
        Гитаристы, по счастью, драться не собирались. Холстинин увлеченно разучивал соло под руководством Бернштайна, а Ландерс взял на
себя Попова… Только вот вопли из дальнего угла немного мешали… Оттуда неслись звуки, напоминавшие вой вышеупомянутого волка,
попавшего под трактор «Беларусь»… Это распевались вокалисты групп…
     Холст не выдержал: «Артур, вы когда-нибудь заткнетесь? Работать невозможно…» Беркут, которому представилась возможность
подоставать всех, ухмыльнулся: «А слова за меня кто учить будет? Нет уж, нам петь надо…» - и заорал еще громче… Линдеманн
поощрительно кивнул – правильным путем идете, товарищи!
    Шнайдер, до того условно объяснявший Максу барабанную партию для песни, стуча по столу, решил показать ее «вживую». Начало
работы барабанщиков тут же положило конец работе всех остальных, ибо слышно стало только их…
      «Так, стукачи! Прекращайте свой стук, а то я вам так стукну, что мало не покажется!» - обозлился Ландерс, - Кристоф, ты подождать не
можешь? Вот уж кому прозвище подходит…» Шнайдер покосился на него тяжелым взглядом и угрожающе зафыркал… Мало того, что по
имени назвал (а этого барабанщик страшно не любил), так еще и нелестную кличку припомнил… Нарывается! Вот я его щас башкой в
бас-бочку…
     План разборки драммера с гитаристом в действие приведен так и не был из-за дуэта, выползшего из угла с претензиями. Линдеманн
заявил, что песни, конечно, это неплохо, но соловьев песнями не кормят… «Арийский» вокалист добавил, что беркутов песнями кормить –
тоже не лучший вариант, так что пора заканчивать музыкальную лабуду и ехать в ресторан… Холстинин с Бернштайном переглянулись и
синхронно вздохнули – да уж, вокалисты обеих групп по классификации попадали в разряд певцов вечноголодных… Но, поскольку даже при
замолчавших Линдеманне и Беркуте шума меньше не становилось - с одной стороны переругивались Ларс с Дубом, с другой слаженно вели
ударную мозговую атаку (вернее, атаку по мозгам) Удалов и Шнайдер - то гитаристам показалось самым разумным прекратить репетицию
и принять предложение…
       Когда в ресторан ввалилась компания из одиннадцати человек различной степени лохматости - от буйнокучерявого Сереги до сверкавшего
прической «под Котовского» Оливера, причем пытавшихся перекричать друг друга на трех языках как минимум, мэтр обалдел. Тиль горланил
по-немецки, что он обязательно будет пончики, а без них жизнь певца потеряет весь смысл, и группа, соответственно, потеряет его…
Барабанщики вели разговор на языке джентльменов (правда, сильно испорченном американским произношением). Светская беседа сводилась
к обсуждению преимуществ «Tama» перед «Ямахой»… Или наоборот… Дубинин танком наезжал на Риделя - за всю карьеру в «Арии»
никто не смел ему указывать, как надо играть… А кто смел, сразу отправлялся Виталиком по матушке… Ларс с невозмутимостью боевой
машины пехоты на языке, почерпнутом у Ландерса, доказывал, что здесь тебе не «Ария», а «Раммштайн», и если он не двинул Витале в лоб
басухой, то только потому, что инструмент, за который заплачена круглая сумма в европейской валюте, пожалел… Холст, Бернштайн, Попов
и Ландерс образовали «гитарную коалицию». Коалиция замыкала шествие и время от времени чувствительными тычками «успокаивала»
басистов, когда громкость спора начинала превышать допустимую норму…
     Метрдотель подбежал к музыкантам и в ходе недолгого разбирательства выяснил, что заведение посетили зарубежные гости. Любезность
представителя ресторанного бизнеса возросла прямо пропорционально уважению к представителям дружественной Германии, от которых можно
было ожидать солидных чаевых… Малину слегка портила прилагавшаяся к немцам пятерка русских, но не таков наш сервис, чтобы спасовать
перед своими же… «Проходите, чувствуйте себя как дома…» - залебезил мэтр. Один из немцев оглушительно загоготал и на весьма
приличном русском языке выдал: «Ну, если мы будем как дома, мало вам не покажется!» Дуб сразу же забыл про басистскую разборку и
присоединился к Паулю… Оглушенный их ржанием, мэтр скис. Чертовы эмигранты…
    Размещение групп за столиками напоминало взятие войсками Суворова крепости Измаил. «Штурмовой отряд» для начала принялся с
шумом и криками таскать мебель - то есть сдвигать столы, чтоб разместиться всем. А когда с этим было покончено, Линдеманн по полной
программе припряг официанта, долго и подробно выясняя, что хорошего есть в меню. Итогом стало то, что вокалист решил перепробовать не
менее половины предлагаемых блюд… Беркут путем теоретических расчетов вычислил, что ему столько же не осилить, потому в запросах
оказался поскромнее и ограничился всего лишь четвертью списка… Вопрос «Что пить будете?» в данной ситуации был совершенно
излишним, ибо Дубинин совершенно в своем стиле заявил, что пить они будут ВСЕ! Ландерс уточнил, что конкретный выбор они сделать не
могут, поскольку все такое вкусное… Рихард толкнул коллегу локтем в бок и предупредил, чтобы клавишника не сильно спаивали, потому
что, во-первых, ему это запрещено, а во-вторых, Флейк после перелета и так уже выпивши… Лоренс пробовал возражать, что меру знает,
но после язвительного замечания гитариста, что ведро - это тоже мера объема, а меньше этой меры тот, как верблюд, пересекающий
пустыню Гоби, никогда не пьет, вынужден был притихнуть… «Закусывал бы лучше, доктор! - подпускал шпильки Ландерс, - а то сам на
анатомическое пособие смахиваешь… По тебе можно строение скелета изучать…»
    За доктора, за себя и еще по меньшей мере за пятерых человек наворачивал вокалист «Раммштайна», увлеченно набивавший рот
изысками русской кухни. Тиль уже предвкушал десерт, на который ему пообещали его любимые пончики… Беркут не отставал, претворяя
в жизнь принцип «Важнейшим из искусств для нас является… пожрать!» Видит Бог, для искусства эти моменты были самыми
благотворными… Применительно к некоторым деятелям культуры рекламный слоган «Иногда лучше жевать, чем говорить…» оказывается
очень верным…
     Но если певческая часть коллективов была всецело занята процессом поглощения еды и олицетворяла собой начало поговорки «Когда я ем,
я глух и нем», то продолжение известной фразы - «Когда я пью - совсем дурак…» - воплощали прочие… Если конкретнее - то ритм-секция
групп… К несчастью, Дубу, равно как и Беркуту, голос ставили преподаватели Гнесинки, так что, вне зависимости от красоты, за силу его
можно было не беспокоиться… Сейчас Виталя, не обращая внимания на Петровича, безуспешно старавшегося его утихомирить, громко
рассказывал о своих концертных приключениях Риделю. Повествование о том, как Дубинин регулярно падал на сцене, запутавшись в проводах,
Ларса не удивило… Оливеру доставалось и покруче. Из-за невероятного количества спецэффектов басист «Раммштайна» постоянно
прикладывал примочки к многочисленным ушибам и ссадинам. Его неоднократно по нечаянности задевал пылающий живым факелом
Линдеманн, сшибали с ног гитаристы, на него падал сверху клавишник… В эти моменты Ларс радовался, что Лоренс такой тощий…
Но полного взаимопонимания басисты достигли после шестой рюмки и страшной истории о встрече Дубинина с гигантской медузой…
Данного представителя морской фауны Виталик встретил, ныряя с аквалангом в Красном море. Видимо, он ей не шибко понравился, потому
что медуза немедленно атаковала Дуба. Ожог от ядовитой твари Виталя лечил целый месяц… Оливер растрогался и поведал о своем
увлечении серфингом. А там медузы - это так, раз плюнуть… Можно и на акулу нарваться. А уж когда тебя сильной волной занесет, на
берег выкинет и на прощание твоей же доской по башке приложит - вот это настоящий экстрим!
    Выведенный из терпения Холст негромко пробурчал, что когда-нибудь он Дуба с его аквалангом собственноручно в море утопит…
Ландерс сразу же сообщил, что в отношении своего басиста у него тоже не раз возникало такое желание, но действие не возымеет результата,
потому как оно не тонет… Что-что… Дерево! А не то, что вы подумали…
     Холстинин ухмыльнулся и подумал, что Паулю крупно повезло - Дуб комментарий гитариста насчет дерева не слышал. Не любил Виталик
намеков на свою многозначительную фамилию… Конечно, не нам судить о справедливости высказывания «Как вы лодку назовете, так она и
поплывет…», но издевок за нее Дуб снес порядочно…
      Флейк сидел тихо и косил под элемент интерьера. Но при этом бдительно следил, когда же Рихард отвернется и можно будет пропустить
еще стопку. В конце концов, мы сюда отдыхать приехали или как? Впрочем, контроль со стороны гитаристов вскоре ослаб по причине
потребляемого ими горячительного… Ландерс, будучи в подпитии еще более ехидным, чем обычно, рассказывал скабрезные анекдоты и сам
же над ними ухохатывался… Бернштайн выпивал вдумчиво и не без налета философии. Его запросто можно было представить сидящим у
камина с бокалом в руке… Не хватало только сигары и пса, лежащего у ног. Желательно дога…
      Вокал-бэнд тоже активно пил и закусывал. Петрович нервничал и поглядывал в их сторону: пьют - это полбеды… Как бы не вздумали
запеть! Слушать их - и так удовольствие на любителя, а уж подшофе - тем более… По физиономии Беркута, впрочем, нельзя было определить
степень его нетрезвости, ибо она у него была одинаковой в любом состоянии… Артур умудрялся даже в эфире Первого канала выглядеть и
орать так, будто только что приговорил по меньшей мере пол-литра… Это в семь-то часов утра!
     Посмотрев на Линдеманна, легко было понять, что опасения Холстинина насчет пения напрасны. «Монстр рока» был совершенно
поглощен тем, что, если не жевал, то произносил на ломаном русском языке тосты за музыкальную дружбу, безбожно коверкая при этом
подвластные ему слова… Макс даже удивлялся поведению Тиля - надо же, как немцы горазды выпить, пожрать и поорать… Шнайдер в
ответ на его удивление довел до сведения «арийского» барабанщика, что Линдеманн человек культурный, пишет стихи и разводит
аквариумных рыбок… Удалов передал информацию насчет рыбок Холсту. Тот оживился - намечается совпадение интересов! - и
поинтересовался, а нет ли у вокалиста еще и каких-нибудь растений… Цветочками в «Раммштайне» увлекался драммер. Кристофу в
принципе было все равно, что это за растение, главное - чтобы за ним трудно было ухаживать. И если оно в течение полугода не
превращалось в сухостой, Шнайдер начинал страшно гордиться своим садоводческим талантом… На день рождения музыканты
«Раммштайна» презентовали ему огромный фикус в кадушке. Кадку барабанщик пер на шестой этаж по лестнице - в лифт растение не
влезало…
     К концу торжественного ужина в честь прибывших гостей и виновники торжества, и принимающая сторона, что называется, стали теплой
компанией. В смысле, здорово подогретой… Пили за все аккордно - и за шнайдеровский фикус вкупе с холстининскими орхидеями, и за
рыбок Тиля (шоб они были здоровы!), и за рыбок Холста (и вам тоже не болеть!), и за дубининскую медузу (шоб она сдохла!), и за акул
Риделя (аналогично!), а также за завтрашний концерт и ва-а-аще за то, чтобы все!.. Дубинин и Линдеманн в полном соответствии со своими
фамилиями образовали скульптурную группу «Почувствуй себя дровами…» и удобно возлегли на столе… В дополнение к «дровам»
прилагался Беркут, успевший мирно заснуть в салате. Флейк под зорким оком Рихарда пил понемногу, потому протянул дольше и сейчас
похрапывал в десерте. Ландерс осматривал сие «лежбище морских котиков» и ржал так, что многие оглядывались в поисках лошади, эти
звуки издающей… Так что ужин можно было считать удавшимся - тихо посидели, тихо поорали… Макс оказался не так уж неправ…
     То, как «Ария» и «Раммштайн» добирались до гостиницы - отдельная эпопея. Погода подумала, что на сегодняшний день солнца хватит
и решила испортиться… Начиналось все с первых самых мелких капель, а потом вода полилась сплошной стеной. Бернштайн, в любой
ситуации старавшийся сказать что-нибудь умное, глубокомысленно изрек известную поговорку: «April, April… Er weißt nicht, was er will…”
Замечание по поводу апрельской погоды особого впечатления не произвело… За сравнительно короткое время, которое музыканты
потратили на то, чтоб дойти до места назначения, вымокли они до последней нитки. Были в этом и свои плюсы - купание быстро привело их
в чувство, и свои минусы - слегка протрезвевший Беркут заценил ситуацию и издал душераздирающий вопль: «Ливе-е-ень ворвался в сон мой
и от ветра принес покло-о-он мне…» Холст от неожиданности вздрогнул и отскочил подальше - не иначе, вокалист с ума сошел… Потом
оказалось, что Артур вспомнил молодость… Дуб, опиравшийся на Петровича, потерял равновесие и врезался в фонарный столб… На столбе
осталась вмятина, а Виталик разразился тирадой, из которой можно было узнать, куда следует пойти и столбу, и тем, кто его здесь поставил…
Ну что делать - не рассчитывали архитекторы города на передвижение по нему «арийского» басиста…
      Беркута не устроило его пение («А-а-а-а-а!.. У-у-у-у-у!.. Ну не звучу совершенно!»), и он предпринял еще одну попытку исполнить
забытый хит «Автографа»… На этот раз получилось намного громче, но несравненно гаже… Перепугался даже бывалый Линдеманн. Пять
часов они сегодня репетировали, но такие звуки Артур не издавал… Откуда Тилю было знать, что «арийский» вокалист в поддатом состоянии
обладает потрясающим диапазоном голоса… Летучие мыши, способные слышать ультразвук, теряли ориентацию в пространстве и падали…
А уж про обычных и говорить нечего. В доме, где обитал Беркут, никто никогда не видел ни одного грызуна. Когда он распевался в
собственной квартире, даже тараканы уходили к соседям… Соседи тоже по возможности старались скрыться… На известном рок-фестивале
эти два явления пересеклись – едва не сорвалось выступление группы «Тараканы!» по той причине, что гитарист, глубоко потрясенный
беркутовским вокалом, на неделю оглох и ко всему напрочь забыл, как играются их собственные песни… Проблему кое-как удалось
разрулить – гитару взял в руки вокалист Дима Сид , да и слух с памятью к музыканту потом вернулись, но в связи с пережитым ужасом в
репертуаре группы появилась песня о том, что «тишина – это смерть…»
     Доставив «раммштайновцев» до гостиницы, «Ария» потащилась по собственным домам. Предстоял ответственный день… Оставалось
только надеяться, что вокалист не подведет и сможет, помимо "Ливня", спеть истинно арийский рок… Попрошу отметить, не «арийский»
(т.е. группы «Ария»), а арийский (т.е. из самой Германии)… А «Раммштайн», оставляя в холле огромные лужи, потопали в номера…

День второй

«R-r-rein, r-r-raus!»

      Ослепительно сверкающие звезды неслись навстречу с бешеной скоростью… Первая, вторая, третья… Казалось, им не будет конца.
Одна из звезд со всего размаху треснула по лбу. Раздался оглушительный звон-н-н…
      Дубинин открыл глаза. Звезды продолжали лететь… Виталик минуты две тупо смотрел на них, пока не сообразил, что видит перед собой
монитор невыключенного компьютера. Противный звук повторился. Дуб осмотрелся и увидел телефон, прямо-таки подпрыгивающий от
нетерпения и мерзким звоном требующий, чтобы ему ответили - немедленно, сию же секунду!
    Поборов желание деструктировать аппарат путем разбиения его о голову звонящего, басист снял трубку: «Але…хто это?.. Холстинин?
Да пошел ты в …, Петрович… Не до тебя сейчас…» Телефон зарычал так, что у Дуба левая барабанная перепонка едва не склеилась с
правой. Гитарист, что было ему в общем-то несвойственно, заорал, что если господин Дубинин сейчас же не появится в студии, то может
считать себя свободным, словно птица в небесах, и не только от «Арии», но и от жизни в целом, потому что он, Холст, лично его убьет…
Мол, «только надобно решить, как верней тебя решить - оглоушить ли гитарой или просто задушить…» Выступление вечером, а их
басистское высочество прохлаждаться изволят… Виталя подпрыгнул на кресле и вспомнил - е-мое, «Раммштайн»! Нам же их песни играть!..
    Через час Дуб был на месте. Перед его взором открылось дивное зрелище… В углу единым фронтом разместился «Раммштайн». Харя
Линдеманна была еще смурнее, но не по причине плохого настроения, а просто после вчерашнего… Ларс как всегда помалкивал, а Ландерс
как всегда над чем-то или над кем-то потешался… Кажется, опять над клавишником… Макс и Кристоф возились с установкой - один тарелки
полировал, второй их привинчивал… На пульте бессистемно крутил ручки мрачный Беркут. Вокалист уже подвергся промыванию мозгов от
главного… Главный присутствовал тут же - Холстинин с гитарой сидел точно по центру композиции и смотрел на Дуба как удав на кролика…
Последним штрихом, полноценно завершающим картину, было то, что над головой Петровича красовалась предупреждающая табличка
«Не влезай - убьет!» Висела она тут не первый год, но именно сейчас гитарист, что называется, идеально вписался в тему…
      Испепеляемый взглядом Холста, Дубинин прошмыгнул к пульту, и, чтобы отвлечь внимание от своей персоны, начал «воспитывать»
нерадивого Беркута, сбившего все настройки, установленные звукорежиссером. Артур, и без того уже получивший втык от шефа, прибег к
защите со стороны Линдеманна, сделав вид, что очень погружен в разучивание текстов и отработку чистейшего берлинского Hochdeutsch’а…
Тиль взялся помочь - ну как не выручить собрата-певца…
     Дубинина тем не менее его педагогические методы в отношении вокалиста от разборок с Холстининым не спасли… Петрович от
пристального и недоброго изучения Витали перешел к более агрессивным мерам, а именно - безукоризненно вежливым, но абсолютно
ледяным тоном прочел басисту мораль о некоторых бессовестных личностях, подводящих всех под монастырь… Эта холодность означала,
что гитарист зол как никогда, и снизила температуру в студии до нулевой отметки по шкале Кельвина… У Дуба аж зубы застучали - он
чувствовал себя крайне неуютно. Намного легче ему было бы, если б Холстинин просто по обыкновению выругал его и зла не держал…
    Бернштайн понял из речи Холста если не все, то вполне достаточно. Чтобы хоть как- то растопить сильно замороженную атмосферу, он
подсел к нему и принялся объяснять технику игры соло для «Тоски»… Петрович для профилактики еще раз одарил Дуба уничтожающим
взглядом и обратился во внимание…
     Виталик превентивную меру оценил и поспешил приступить к репетированию своей части песен с Оливером. Ларс сегодня был не
разговорчивее обычного, но до Дубинина почему-то доходило гораздо быстрее… Видимо, холстовское внушение помогло… Не верите? А
зря…
     Беркуту уже почти нравилось петь на немецком - звучало это очень круто! Правда, о чем там шла речь, Артур не вникал, но что-то про
Африку, кажется… Да ладно, песня вроде хорошая… Главное - не залажать при исполнении, а все остальное как-нибудь осилим…
    После пары часов репетиций «Ария» исполняла «Sehnsucht» уже без поддержки “Раммштайна” и вплотную занялась второй вещью. С ней
было попроще - жесткий гитарный рок с рычащим вокалом и небольшой долей клавишных вкраплений… Да и слова не очень сложные…
Беркут старательно повторял за Линдеманном: «Ich bin der Reiter, du bist das Ross, ich steige auf, wir reiten los…» Припев им вообще
удавался на славу – «R-r-rein, r-r-raus!» Холст спросил у Рихарда: «Что такое «rein ,raus»?» Бернштайн некоторое время подбирал русские слова,
а потом ответил: «Туда и обратно…» «Странное какое-то название…» - тихонько пробурчал Петрович…
      Поскольку своего клавишника в «Арии» не имелось, «Раммштайн» одолжили им Лоренса. Кристиан, сданный в аренду, скакал за
синтезатором – разминался перед выступлением… Вот уж к кому подходило выражение «не в коня корм» - сколько Флейка не пои, он все
прыгает… И каждый раз изобретает что-то новое. Сейчас его хореография напоминала чукотский национальный танец с элементами верхнего
брейка… Лоренс с удовольствием исполнил бы и нижний, но в этом случае ему сильно мешал синтезатор… И только синтезатор!..
     Дуб взирал на клавишника с плохо скрываемым восторгом, предвкушая редкую веселуху. Ох и поскачем мы на концерте! Лишь бы сцена
выдержала… Впрочем, за Флейка беспокоиться нечего – пол десятка три таких вынесет… Да и сам Дубинин неоднократно предпринимал
попытки проломить в сцене дыру. Пока что доски только трещали, но не сдавались…
     Беркут напоследок проорал припев с таким ожесточением, будто хотел немедленно повторить достижение Шаляпина, разбивавшего силой
своего голоса хрустальные бокалы. Осталось неизвестным, какова же была бы реакция хрусталя на этот истошный «крик души» - за
неимением в наличии подходящей посуды, но на Петровича он произвел неизгладимое впечатление. Гитарист не рассчитал и с перепугу так
дернул струну, что та оборвалась с жалобным звоном… Холстинин на автомате выпалил слово, нелицеприятно характеризующее Артура,
причинившего ущерб его родной гитаре, и полез за новым комплектом струн, предварительно приказав Беркуту срочно заткнуться – хотя бы
на время приведения «Fender’а» в порядок…
     Линдеманн посмотрел на часы и рявкнул, что пора уже собирать все это инструментальное барахло и выезжать в клуб, иначе они не
успевают… Правоту слов вокалиста признали и прочие участники коллектива – оставалось каких-то три часа. Холст, прочувствовавшись
ответственностью, тут же взял бразды правления в свои руки и поставил на уши всю «Арию». Макс носился по студии вспугнутой кошкой,
упаковывая свои барабаны, Попов бережно укладывал в кофр гитару, Дуб, соответственно, басухи – свои и Ларса… Особо не беспокоился
только Беркут – а ему-то что? Рот закрыл – и убрал свое рабочее место… По окончании действа, условно именуемого «пожар в курятнике»,
музыканты погрузились в автобус и отбыли.
   У дверей рок-клуба на Ленинском наматывал километраж гендиректор представительства «Harley Davidson» в России. Стоит отметить,
что именно эта компания и была организатором предстоящего действа… На скорость перемещения важной персоны не влияло даже солидное
пивное брюхо. Он носился по асфальтированной дорожке с таким упорством, что, если бы его энергию направить по нужному вектору,
директор за то время, которое он здесь уже пробегал, успел бы добраться от Москвы если не до Мурманска, то до Петербурга как минимум…
   На подъехавший автобус руководящее лицо кинулось, как коршун на цыпленка: «Где вы шастаете? Нет, я с вами точно с ума сойду…
инфаркт получу… кондрашка хватит…»
Дуб скептически хмыкнул и протянул: «Шеф, ты сначала с болячкой определись… Мне так понятно, но шо конкретно - шиза, инфаркт или
кондрашка?» Директор обмозговал дубининское предложение, отверг все варианты, пошевелил усами и приказал немедленно тащить
инструменты и начинать настройку…
     Оборудование установили прямо-таки в темпах коммунистического субботника - на удивление быстро. Только вот комбик для бас-гитары
с трудом поддавался настройке… Дубинин, особой терпеливостью не отличавшийся, недолго думая, провел ударный ремонт - дал упрямой
аппаратуре пенделя. В нутре комбика что-то пискнуло - и звук стал просто идеальным… Ридель, не привыкший к такому обращению с
техникой, несказанно изумился. Он-то долго и упорно возился с настройкой, а тут проблема решается в самом прямом смысле с полпинка…
Откуда же было немцу знать, что русские с помощью мата и зубила не то что комбик до ума довести - космический корабль построить могут!..
   Беркут проверял работу микрофона. К делу он подошел настолько серьезно, что едва ли на зуб его не попробовал. Линдеманн отобрал у
Артура «Аудиотехнику» и попытался запеть заглавную композицию коллектива - «Ramm-stein»! Да, именно так, по слогам и в определенной
ритмике он это слово произносил… На пятом повторе из микрофона послышался треск. Мембрана рычания Тиля не выдержала и, что
называется, накрылась медным тазиком…
    Управляющий клуба, которому «арийцы» только что сообщили о намерении выступить в программе «Раммштайна», поначалу был
шокирован, но в общем сильно не возражал… Если это даст заведению раскрутку, то почему бы и нет? Единственное, о чем он беспокоился -
не подпалят ли немецкие «сталевары» и русские металлисты ему весь клуб… Но перед приездом организаторы твердо заверили, что огня не
будет. Стало быть, что не запрещено, то разрешено… Пусть поют…
    Во время саундчека «Ария» заметила в еще практически пустом зале чью-то скептически-ехидную физиономию. Обладатель данной
физиономии беседовал с менеджером и поглядывал в сторону музыкантов. «Раммштайн» не знали, кому принадлежал этот фейс, и потому не
обратили на него внимания. «Арийцы» его узнали, и нельзя сказать, что это им понравилось… При ближайшем рассмотрении физиономия
оказалась «лицом кавказской национальности», мало того - скандально известным журналистом. Право первым врезать ему по морде
оспаривало по меньшей мере человек двести… Но реализовать сие благое намерение не представлялось возможным, потому что по ней уже
врезали человек триста, так что первым стать никому теперь не светило… В последнее время он попритих, но факт оставался фактом - в клуб
какой-то черт принес Реваза Мамикашвили…
     Реваз еще минут десять покрутился в зале и куда-то слинял. Дубинин страшным шепотом поинтересовался у управляющего, кто такой
умный позвал на выступление «Раммштайна» Мамикашвили. Менеджер столь же тихо чертыхнулся и ответил, что этот спец по разведению
«уток» сам приперся… «А то ты Реваза не знаешь, - злился он, - он не то что в клуб, в задницу без мыла влезет…»
    «Арийцы» решили не обращать внимания на представителя «желтой прессы» и занялись окончательной отстройкой оборудования. На
данном этапе их занятость сводилась к раздаче указаний техперсоналу. Честно говоря, техники на них внимания и не обращали, а
сосредоточенно подсоединяли последние провода к аппаратуре…
     Из-за кулис появилась мощная фигура Линдеманна. Тиль уже успел заныкать испорченный микрофон в неизвестном направлении и больше
распеваться не рисковал. Вместо этого он громогласно полюбопытствовал у Беркута: «Na, bist du fertig? Wir beginnen in vierzig Minuten…»
Артур вопросительно посмотрел на него - мол, говори по-людски, я ж твой немецкий ни фига не ферштею… «Пауль, что он говорит?» -
обратился вокалист «Арии» к гитаристу «Раммштайна». «Сорок минут до концерта… Готов?» «Да вроде бы… Слушай, ты занят? Может,
объяснишь, что я петь буду? А то слова я выучил, а ваш дойч все равно не понимаю…» Ландерс отвлекся от своей гитары и ухмыльнулся:
«О любви, я же говорил…» «А почему название такое странное - «Туда и обратно»?» От хохота Пауля затряслись стены: «А как еще?
Знаешь другие способы?»
    Беркут похолодел. Он начинал догадываться, где тут собака порылась… «Ландерс, кончай шуточки! О чем речь?» Гитарист продолжал
ржать: «Какие шуточки? Щас перевод тебе напишу… Давай сюда оригинал текста!»
      Пауль перевернул гитару и на ней же за пару минут набросал примерный перевод… Беркут прочитал его и горько раскаялся в своем
любопытстве. Ну зачем он спросил о содержании песен? Смысл их оказался таким, что создатель теории психоанализа Зигмунд Фрейд
незамедлительно записал бы автора текстов в ряды своих пациентов… И если «Sehnsucht» действительно оказалась с известной долей
романтики определенного пошиба, то «Rein, raus»… Господа, вам случалось смотреть немецкие порнофильмы? Знаю, знаю, вы все равно
не расколетесь… Хотя смотрите ведь втихаря! Так вот, текст сводился к тому, что вы смотрите…
      Перед ошарашенным вокалистом нарисовалось дивное полотно. То есть явился Холст собственной прекрасной персоной. Надо заметить,
весьма вздрюченной персоной… «Пошли, напоследок отрепетируем…» - попытался он привлечь Беркута к работе. Артур молча протянул ему
листок. Петрович посмотрел на стихи и пробурчал: «Убирай свое непотребство, времени нет…» «Это непотребство, как ты выражаешься,
мы исполнять будем… - предупредил Беркут, - вернее, я буду… Влипли мы, Володь, по самое не балуйся…» «То есть? – не понял Холстинин,
- Что значит «влипли» и как ты это собираешься петь? Да ты что, совсем того? Тут этот гад Реваз бродит, представляешь, какая это ему
радость!...» «Это “Rein, raus”, - пояснил Артур, - и как я ее буду петь, ты знаешь… А что делать с Мамикашвили, не знаю… Может, сам
уберется? Я его что-то больше не вижу…»
       Петрович уничтожил взором Ландерса: «Пауль, что ты нам подсунул? Откуда это взялось?» Ландерс искренне удивился: «Это наши
песни… А что?» «Песенки у вас…того… с уклоном не в ту степь…» «Очень даже в ту… - обиделся гитарист, - мы нормальные мужики…»
«Вы не нормальные, вы озабоченные… Как ты предлагаешь выкручиваться? Тот тип, который здесь шастал – это самый мерзкий щелкопер,
каких поискать…»
    Подошел Дуб. « О чем базарим?» Беркут показал стихи. Виталик прочел. На лице его появилось заинтересованно-радостное выражение.
Похоже, Дубинину «непотребство» пришлось по вкусу… «Чего это?» - поинтересовался он. «Это текст песни многоуважаемой группы
«Раммштайн», - со всей многозначительностью, на какую он был способен, ответил Холст, - это петь надо…» «Кому надо?» - немного
стормозил Виталя. «Сначала Тилю надо, а теперь и Беркуту… За что боролся ты, на то и напоролся, товарищ композитор! Он вот ЭТО
исполнять будет! А в зале Мамикашвили! Представляешь, что он написать может!..» Дубинин призадумался. «А Артур разве на русском
петь собирается?» - уточнил он. Холст почесал затылок, взлохматил кудри и протянул: «Нет, на немецком, конечно...» Дуб риторически
вопросил: «А Ревазу - то откуда знать, о чем песня? Он разве понимает немецкий?» Петрович подумал еще: «Да он русский еле выучил…
Думаешь, пройдет?» «Уверен! Реваз, конечно, сволочь журналистская, но лингвист из него никакой…»
    Мамикашвили, словно злой дух, вызванный магическим заклинанием, материализовался в дверях. Нелестных отзывов Дуба о своих
способностях к языку он не слышал, но заранее был нашпигован очередной порцией язвительных замечаний в отношении всего окружающего
мира. А уж чтобы высказать их, Реваз всегда находил повод… Сейчас он занимался как раз тем, что усиленно искал, к чему бы придраться…
Пока что подходящей мишени для тренировки своего сарказма журналист не подобрал, но лиха беда начало… Например, физиономия
Линдеманна теплых чувств у Реваза не вызывала, и он уже успел поехидничать по углам, что спортивная фигура намного лучше, нежели
спортивное лицо, и усиленно изображал непонимание, как же спортсмен оказался в шоу-бизнесе… Но не надо думать, что Мамикашвили
действительно этого не понимал. Реваз не зря прослыл «акулой пера» и как никто знал, что гримасы этой сферы порой совершенно
невероятны… Его большей частью и не любили-то за то, что он слишком много знал и в добыче этих знаний порою был нагл и бесцеремонен…
     Музыканты с откровенной неприязнью посмотрели на представителя бульварной прессы. Журналист нахально усмехнулся и уселся за
столик. Зал начал понемногу заполняться, и «арийцы» потеряли Реваза из виду…
    «Ладно, ввязались мы - надо идти до конца… - махнул рукой Холст, - надеюсь, Виталь, ты не ошибся, и этот бумагомаратель не поймет, в
чем дело…» Ландерс как ни в чем не бывало загоготал: «А если поймет?» Холстинин посмотрел на Пауля, потом на гитару, как бы
примеряя, что будет, если сломать инструмент на голове его владельца… Но … пацифистски настроенный Петрович просто не мог причинить
вред … гитаре. Тем более что Ландерс уже улепетывал под тем соусом, что концерт начинается и ему совершенно, ну просто абсолютно
нельзя медлить - пора на сцену…
     Пауль не соврал - выступление на самом деле начиналось. По сложившейся рок-традиции первым выскочил Шнайдер. И то верно - в
случае замешательства гитаристов барабанщик всегда мог заполнить паузу… Но Ландерс вылетел с такой скоростью, что подстраховывать
его даже не понадобилось. После появления всех музыкантов на сцену очень весомой поступью вышел Линдеманн. Вид у вокалиста был
соответствующий - «Я вам устрою тяжелый рок!» В то, что рок будет очень тяжелым, верилось как-то сразу и безоговорочно…
«Внушаить!» - говорил в таких случаях известный анимационный персонаж… Тиль внушал…
    «Арийцы» внимательно наблюдали за «раммштайн-индастри». Дубинин избрал объектом слежения Лоренса. Клавишник напоминал сейчас
героя песни профессора Лебединского… Нетленка представляла собой кавер на композицию группы «O-zone» и называлась «Я танцую
пьяный на столе…» Флейк, конечно, успел протрезветь и прыгал не по столу, но зрелище почему-то навевало именно такую ассоциацию…
    Холст смотрел на выступление одним глазом. Вторым он высматривал «мерзкую журналистскую рожу», то есть Реваза. Рожа сия имела
такое выражение, будто ее владелец только что закушал дохлого скунса, но и тени осознания смысла песен на лице Мамикашвили не
промелькнуло. Петрович с удовлетворением отметил, что особого удовольствия «раммштайновский» грохот тому не доставляет… Так тебе
и надо! А мы, со своей стороны, еще добавим, чтобы тебе жизнь медом не казалась…
    Беркута от листочка с текстами отвлечь не мог даже взрыв ядерной бомбы в непосредственной близости от него. Мысли вокалиста были
заняты только одним - как он споет. Размышлять о том, что он споет, Артур даже не рисковал, потому что при попытке подумать об этом в
животе противно урчало, а ноги подкашивались…
    Из этого состояния Беркута вывел оглушительный грохот упавшего предмета и звон разбитого стекла. Выступление «Раммштайна»,
конечно, без эксцессов обойтись не могло… В роли самодеятельного спецэффекта выступил плохо закрепленный софит, грохнувшийся на пол
и очень колоритно рассыпавший искры. Осветительный прибор приземлился в двух шагах от Ларса. Басист даже отреагировать не успел…
Можно сколько угодно рассуждать о наличии или отсутствии высших сил, но той силе, что целилась в Риделя, сегодня ничего не обломилось…
       Злорадствующего за кулисами в адрес ненавистного журналиста Холста едва не протаранил запыхавшийся Ландерс. «Через две песни я
объявлю вас! - предупредил он, - готовьтесь…» «К худшему…» - ядовито добавил Дуб. «Типун тебе на твой длинный язык! - разгневался
Холстинин, - вечно под руку каркаешь…» Пауль рванул обратно. Шоу продолжалось…
     «А теперь вас ждет сюрприз! Позвольте представить вам специальных гостей, - прогремело со сцены, - наши друзья, монстры российского
хэви-метал - группа «Ария»!» Беркут перекрестился. Петрович посмотрел на него как на ненормального - можно подумать, тебе это поможет…
       Шнайдера сменил за барабанами Удалов, место по правому флангу привычно занял Холст, по левому - Попов, авангард составили Дуб,
активно размахивающий басухой, и Беркут, всеми силами старавшийся от него увернуться. Артур очень хорошо помнил, что Виталик при игре
будет почище урагана «Виктория». Ураган, по крайней мере, предсказуем, а предугадать поведение Дубинина в следующую секунду
совершенно нереально…
    «Арийцы» переглянулись. Холст кивнул Попову и заиграл вступление к «Sehnsucht». Беркут схватился за микрофонную стойку: и
смотрится по-рокерски, и опереться есть на что… В случае, если от того ужаса, который он споет, начнет шатать из стороны в сторону…
Дубинин был непривычно уравновешен. Объяснялось это тем, что Виталя играл не свою партию и в процессе скачки опасался ее забыть…
Но поскольку не скакать он не мог, то просто слегка снизил темпы…
   Артур сделал максимально романтическое лицо (насколько это позволяла его физиономия) и запел балладу об утраченном прошлом. Если
не вдаваться в подробности, то песня была очень даже ничего - «я ищу снег прошлых лет, но его там нет…» И зрители, и сами музыканты
глядели на вокалиста восхищенно - ну Беркут, ну дает! Как всю жизнь это исполнял… Попов улучил момент и жестом показал Артуру - мол,
все клево, так держать! Тот приободрился и продолжал уже увереннее…
     Дуб приблизился к Холсту и спросил: «Что там с Ревазом?» Петрович выискал взглядом вражеского лазутчика: «Сидит, пялится, морда
скучная… Виталь, да порядок! Ни хрена он не понимает… Давай на коду, и следующую вещь…» Дубинин развернулся на все сто
восемьдесят и побежал к Сереге…
     Заключительные аккорды песни затихли, и Беркут перевел дух. Надо же, наполовину справился… Теперь осталось только
недвусмысленную «Rein, raus» добить - и можно считать себя героем…
   Героическим планам Беркута значительно помог Дубинин, весьма чувствительным образом подтолкнувший певца - мол, давай уже,
приступай… Артур мысленно призвал на помощь всех известных ему богов и запел… Публика вопила, как пожарная команда, тушащая стаю
мартовских котов… О чем пел Беркут, похоже, не знал никто… А может, кто и знал - но приходил от этого в полнейший экстаз…
   Тиль, временно сложивший с себя певческие полномочия, молчать тем не менее не мог, потому за сценой орал песню, используя в качестве
микрофона ухо Ландерса. Тот не преминул послать вокалиста к чертям собачьим, хотя к физическим мерам воздействия прибегнуть не рискнул -
все-таки габариты Линдеманна накладывали определенные ограничения на применяемые гитаристами способы внушения…
   Дуб неожиданно боком начал продвигаться к кулисам. Там его встретил обеспокоенный техник: «Что случилось? По-моему, нормальный
звук…» «Да какой, нафиг, звук! - зашипел Виталя, - мне Петрович, нехороший человек, на ногу наступил… Шнурок развязался, помоги…
Я чуть не упал…» Техник хрюкнул, но шнурок завязал. Дубинин поскакал обратно, круша своим топотом и без того старые доски сцены…
Пол жалобно скрипел, но атаку басиста стойко выдерживал…
   Нехороший человек, то есть Петрович, откровенно ухмылялся. Чем Холстинин был так доволен, только предстояло выяснить - то ли
исполняемым соло, то ли тем, что ногу Дубу он все-таки отдавил, то ли тем, что мерзопакостный журналист мало того, что ничего не понял,
так еще и оглохнет на пару дней… Для чего Холст и постарался выставить частоты на своем гитарном комбике до упора… Результатом
стало то, что звучание было совершенно улетным. Во всяком случае, непривычных к рок-концертам как ветром сносило…
    Беркут к концу песни почти совсем освоился в новом амплуа. Линдеманн сигнализировал ему жестами - добавь пластики! Почувствуй себя
героем песни! Артур посмотрел на Тиля и отрицательно помотал головой - да ты чё, совсем озверел, ТАКОЕ я добавлять не буду… Кушайте
сами… У вас вон какой танцор имеется…
     Лоренсу пластики действительно было не занимать. Флейк уже успел изобразить кучу разнообразных персонажей - припадочную старушку,
Ленина на броневике, робота под коротким замыканием… И, похоже, не собирался останавливаться на достигнутом…
     Беркут с видимым облегчением выдал заключительные строки песни: «Muß jetzt zu den anderen Pferden, wollen auch geritten werden…
Rein, raus!». Зал радостно визжал, стонал и выл. А кое-кто даже пытался подпевать… Контакт был полный!
   На сцене возникли виновники торжества. Рихард схватил Холстинина за руку и поднял ее вверх, словно рефери, поздравляющий боксера-победителя.
Беркут, зажатый между Ландерсом и Дубининым, потихоньку возвращался к реальности… «Виталь, им понравилось! Пауль, я справился!»
- Артур пребывал в прострации - неужели все уже закончилось? Сзади его хлопнул по плечу Линдеманн: «Du warst toll!»   На этот раз Беркут
безо всякого знания языка догадался - его похвалили…
   Холстинин зорко осмотрел зал. Реваза не было. «И враг бежит, бежит, бежит…» - продекламировал Петрович. «Кто бежит?» -
полюбопытствовал Дуб. «Мамикашвили… Ты заметил - он уже слинял? То-то же… Неповадно будет по тусовкам таскаться и сплетни
собирать…» Дубинин заухмылялся: «Володь, кто бы спорил… Ты у нас прямо истребитель журналистов… Помнишь, тебя про книги спросили?
Мол, что читаете…» «Ну…» - неопределенно ответил Холст. «И что ты сказал?» «А что я сказал?» «Что одну книгу пятнадцать лет добить
не можешь… Как до конца дойдешь, забываешь, что было в начале… «Закат Европы»!» «А-а-а! - вспомнил Петрович, - но ты их круче
уделал… Кто ответил, что с утра стихи Чуковского читает?» «Но я ж уточнил, - обиделся Дуб, - я их пацану своему читал…»
    «Арийские» воспоминания и обсуждение книжных предпочтений были прерваны вмешательством Ландерса. «Финиш! Сейчас уходим,
потом нашу заглавную - и заканчиваем…» - заявил он - на немецком, для своих. Беркут, тем не менее, почему-то сразу понял его и первым
побежал за кулисы…
     Еще через пятнадцать минут туда же ввалились уставшие, но очень довольные «Раммштайн». Вокалист выглядел, как сталевар после
трудовой вахты у доменной печи, вполне оправдывая определение, данное группе досужей прессой. Даже рядом с изрядно встрепанным после
«Rein, raus» Беркутом Линдеманн смотрелся еще встрепаннее, что, впрочем, не удивляло… Попробуйте сами часа два так поорать…
Гитаристы имели столь же помятый вид, однако физиономии у них были вполне удовлетворенные… Оливер потирал шишку на затылке -
софит его миновал, но в силу нестандартного роста Ридель все-таки пару раз задел головой за какую-то балку, причем даже не во время
концерта, а именно сейчас… В хвосте кавалькады следовали Шнайдер и Лоренс.
    «Ну как ?» - озвучил Беркут мучивший его вопрос. Под «ну как» подразумевалось его выступление. «Fein!» - откомментировал
Бернштайн. «Хорош!» - перевел Ландерс. «Усе пучком! - успокоил Дубинин, - ты же слышал, как они визжали…» «Да ну, - усомнился
Артур, - точно?» «Мамой клянус, - с грузинским акцентом заверил Виталя, - чтоб вовек чачи не пить… Чтоб Ревазу шашлик овсянкой
казался, да?»    «Постой, так ты что, мамой Реваза клянешься?» Дуб в изумлении загнал бровь аж на середину лба: «А то! Своей я клясться
буду, что ли?» «Да нормально все, - вмешался Попов, - классно сыграли, правда, Петрович?» «Я старался…» - скромно оценил свой личный
вклад Холст…
    Шумною толпой, подобно пушкинским цыганам, музыканты вломились в гримерку «Раммштайна». Разгром там стоял, конечно, как после
оккупации Грозного федеральными войсками, но кавардак никого не смутил. «Нравится мне у вас, - признался Пауль, - всегда так клево
встречают… Как ни приедем, выступления удаются на славу…» Дуб прямо-таки засиял: «А может, того… квакнем за успех?» Беркут
обрадовался: «Опять в ресторан идем?» Виталик жестом фокусника выставил на стол две бутылки: «Обижаешь! У меня с собой… Тиль, ты
как пить будешь - по-русски, из стакáна или по-казацки, из стаканá? Или по-нашему, из трех рюмок сразу?» Линдеманн всей полноты
дубининского юмора понять, к сожалению, не мог, но стакан тут же взял… Да и остальных уговаривать долго не пришлось… Потому выпили
за тех, кто на борту… Кто за бортом, тот сам напьется!
       Раздался стук. Степень настойчивости его равнялась тому, что кто-то упорно лягал дверь в дубовый окаянный ее живот кованым сапогом.
Наконец та с лязгом, похожим на икоту, открылась, и в гримерку, скрипя «казаками» и отчаянно воняя бензином и машинным маслом, явилось
весьма эффектное трио - хозяева вечеринки: уже упоминаемый шеф фирмы «Harley Davidson», и два типа ярко выраженной байкерской, то
есть почти бандитской наружности - в кожаных штанах, цепях, с относительной нечесаности хаерами и устрашающего вида татуировками. Тот,
у кого на внушительном правом бицепсе красовался наводящий жуть череп, был лидером группировки «Ночные Волки», второй, украшенный
изображением апокалиптического монстра - его, так сказать, замом… Компания пришла выразить благодарность «Раммштайну» за
выступление. Да и «Арии» до кучи, заодно…
    Представители рок-индустрии встретили укротителей железных коней как старых приятелей. Дуб особенно обрадовался их визиту - прибыли
единомышленники! По части тюнинга «Харлеев» Виталя разбирался не особо, но с таким спецом, как сам Хирург, поговорить был всегда
настроен. У того байк был оснащен по последнему слову техники, и он мог присоветовать какую-нибудь дельную вещь. А где купить дельную
вещь, знал шеф. У него в салоне мотомульками затоваривались наиболее крутые байкеры, к которым и относилась некая часть здесь
присутствующих…
    После дежурного обмена любезностями Хирург предложил ударить по пиву и прокатиться по ночному городу, пообещав даже для
обделенных наличием мотоцикла место в своей банде. Идею насчет пива приняли сразу, тем более что ящик «Гиннеса» байкеры музыкантам
за клевое выступление поставили тут же - его с грохотом выгрузил на тумбу Фрол… А насчет прокатиться кворума не собралось - Дубинин,
Ландерс, Линдеманн и Лоренс были за, а остальные предательски воздержались - в основном по той причине, что выпили меньше…
     Остаток вечера российские и немецкие рокеры провели в байкерском обществе за пивом и закусью. И того и другого было в избытке, благо
на то Хирург и был предводителем «Ночных Волков» - его «волки» живо сгоняли в «Макдональдс» - одно колесо здесь, другое там - и
притаранили оттуда жратвы, а из супермаркета - еще два ящика «Великопоповского Козла». А за этого козла надо было ответить… Отвечали и
отмечали концерт долго, громко и упорно…
     В гостиницу «арийцы» и байкеры возвратили «Раммштайн» в очень веселом состоянии, которое объяснялось отчасти пивом, отчасти еще
одной песней «Арии», которую немцы возжелали непременно выучить. Все бы хорошо, но ею оказалась «Битва». Произношение Тиля в
критической фразе про «героев пятой расы» сильно подводило, в результате чего слышалось не совсем то, что предусматривалось. Вернее,
совсем не то. А как уже говорилось, нашу ненормативную лексику «раммштайновцы» знали хорошо, потому песня вызывала у всех совершенно
гомерический хохот… После того, как Линдеманн, в свою очередь, обучил Беркута и Дуба плохим немецким словам, те решили попрактиковаться
в их употреблении на Холсте. Петрович слова выслушал, подумал три секунды и ответил количеством плохих русских слов вдвое большим и
на порядок мощнее… Чисто для обмена опытом… Ландерс слова запомнил и учел, как в будущем надо называть Линдеманна, когда тот
опять решит петь ближе чем в полуметре от него. Дубинин запоминать не стал, потому что уже знал все, что только что высказал Холст.
Ведь гитарист основную часть выражений заимствовал у Дуба… Но если не учитывать этот небольшой окололитературный инцидент,
общение проходило вполне цивилизованно…
    «Ну вы сильны, ребята! - хохотал Ландерс, - решились на такой эксперимент…» Холст не возражал - конечно, сильны… Мы такие! А вы в
нас сомневались? Беркут вздыхал - если б не Дуб, кто бы решался… Ох уж этот Дуб! Вечно этому паразиту… тьфу, композитору…
приходят в его башку нетривиальные решения. А реализовывать их почему-то приходится вокалистам. Сначала он Кипелова в Германию
затащил и заставил на английском петь, теперь вот над Артуром опыты проводит… Ладно, все хорошо, что хорошо кончается… Но чтоб я
еще раз, не зная текста… Мало ли что Витале взбрендит…
   Сам Виталик был абсолютно удовлетворен итогами визита «Раммштайн»… Давненько не было такой веселухи в международном масштабе…
Только в отечественном! При гастролях «Арии» приключений тоже хватало… Кому, как не Дубинину, это было ведомо… Он же лично их
обеспечивал!
    В конце концов администратор отеля не вынес шума, производимого веселой компанией, и ненавязчиво, но настойчиво
выпроводил половину сборища - то есть «Арию» с присоединившимися к ней Хирургом и Фролом - восвояси. Байкерам
«во своясях» не очень понравилось, поэтому они применили несколько кратких, но емких определений для характеристики
гостиничного персонала… Убраться тем не менее все-таки пришлось… Ночь огласил рев моторов - «волки» отправились
продолжать свой рейд по улицам города, оставляя за собой удушливый бензиновый хвост…

День третий, заключительный

«Ramm - stein!»

  В полдень к зданию аэропорта одновременно подкатили две машины. Владелец серебристой «десятки» негромко выругался, увидав, что
последнее оставшееся на парковке свободное место занял ловко подрезавший его голубовато-зеленый «Москвич» оттенка «металлик»,
затормозил на обочине и решительным шагом направился к нахальному водителю. Дверца «Москвича» открылась, и оттуда вылез
счастливый обладатель данного авто. Вернее, вывалился… Беркут сначала узнал машину, потом - ее хозяина и передумал скандалить. Злить
Петровича ему было совершенно невыгодно…
   «Остальные здесь? – пропыхтел Холстинин, выбираясь из нутра «Москвича», - Я чуть не опоздал…» «Проспал?» – решил подколоть
гитариста Артур. Холст одарил вокалиста гневным взглядом: «При выезде на МКАД застрял! По-твоему, я проспать могу? Мы же обещали
«Раммштайн» проводить!»
     Беркут замолк и последовал за Петровичем. Уже в зале ожидания они услышали призывные вопли. Судя по тембру, вопили Дубинин и
Линдеманн. А потом увидели и источник криков – точно, Виталик и Тиль… И все прочие…
   «Ну наконец-то! – откомментировал Дуб, - я думал, вы так и не появитесь… Им через пятнадцать минут уже на посадку…» «Да здесь мы,
здесь… - Холст не желал выслушивать нравоучения от Виталика, - приехали ведь…Как же не попрощаться…» Бернштайн с чувством
тряхнул руку коллеги и выдал замысловатую фразу, смысл которой сводился к тому, что приятно было работать с таким гитаристом…
Линдеманн одной рукой обнял Дуба, второй – Беркута и тоже прорычал, насколько классно иметь в России таких приятелей, как «Ария»…
Удалов со Шнайдером никак не могли закончить дискуссию на профессиональные темы, потому сошлись на том, что договорят в следующий
раз по приезде «Раммштайна»…
       «Мужики, за «Rein, raus» отдельный респект, - возблагодарил Ландерс, - дали вы жару!» Холстинин скромно опустил глаза долу – а как
же, это наш принцип… Но Пауль продолжил: «Вот еще приедем – мы с вами «Ramm-stein!» сыграем и «Feuer frei»! А Беркут споет!»
Артур от неожиданности упал на Петровича. Холст подхватил вокалиста, а Дуб тут же загорелся этой идеей: «А что ты думаешь? И споет!
А Флейка на подтанцовку поставим!» Клавишника от падения удержал Ридель…
    Объявили посадку. Немецкая группа скрылась за стеклянными дверями. На прощание Ландерс еще раз крикнул: «Мы опять приедем!
Артур, начинай слова учить! Мы вас уже пригласили!..»
   «Он начнет, это вам я обещаю!» - проорал вслед им Дубинин. И Беркуту в очередной раз захотелось стукнуть басиста по голове
каким-нибудь особо тупым предметом…

    P.S.    Интересно, что небольшой «подвал» о выступлении «Раммштайн» совместно с «Арией» все-таки вышел - в «Комсомолке» под
рубрикой «Светская хроника». Но не менее интересным было то, что издание, в котором подвизался Реваз Мамикашвили, об этом событии
промолчало. Почему это произошло, и зачем тогда Реваз вообще был на данном мероприятии - тайна сия велика есть… Возможно, просто
чтобы другие не расслаблялись и помнили - он здесь!

июль 2005 г.

Примечания:

Мои герои говорят на двух иностранных языках, потому для лучшего понимания рассказа привожу перевод их фраз.

«I’m so glad to see you… nun, ihr habt uns eingeladen, und wir sind gekommen… Hast du auf uns schon lange gewartet?» -
«Я так рад тебя видеть… ну, вы нас приглашали, и мы приехали. Ты долго нас ждешь?»

«Du triffst uns so früh… Es ist so nett von dir… Du bist ein guter Freund!» - «Ты встречаешь нас так рано… Это очень мило с твоей
стороны. Ты хороший друг!»

«Was machst du? Sei vorsichtiger! Er spielt Gitarre. Er wird seine Hande noch brauchen…» - «Что ты делаешь? Поосторожнее! Он на гитаре
играет. Руки ему еще пригодятся…»

«Das macht nichts! Er ist starker Bursh! Was sagst du dazu?» - «Ничего! Он парень крепкий! Что ты на это скажешь?»

«Sehr gut! Jetzt fahren wir ? Wohin?» - «Очень хорошо! Сейчас мы едем? Куда?»

«Guten Morgen! Wir sind schon da! Morgen werden wir zusammen singen, nicht wahr?» - «Доброе утро! Мы уже здесь! Завтра вместе
споем, не так ли?»

«You’re the hosts for you last year, and we will be hosts for us now… So show me your base…» - «Вы были нашими гостями в прошлом
году, а теперь мы гости для вас… Так покажите мне вашу базу…»

«Ja, mir gefällt auch…» - «Да, мне тоже нравится…»

«May I? I want try…» - «Можно? Я хочу попробовать…»

«Let’s go! I’m trusting for you…» - «Давай! Я тебе доверяю…»

«Sorry, Christoph, I haven’t seen, that’s you…» - «Извини, Кристоф, я не заметил, что ты…»

«Don’t worry… that’s not first time for me…» - «Не беспокойся… Мне не впервой…»

«I see, you like this guitar… Do you want play? Take it…» - «Я смотрю, тебе гитара эта нравится… Сыграть хочешь? Возьми…»

«Nun, welches Lied werden wir singen? Still, na? Ich will auch etwas neues...» - «Ну, какую песню споем? Штиль, а? Я хочу еще
что-нибудь новенькое…»

«Es kann man “Engel” sein…» - «Это может быть «Ангел»…»

«Willst du “Tier” singen? Ich meine, es ist nicht schlecht…» - «Зверя» спеть хочешь? Я думаю, это неплохо…»

«Ihr konnt “Ohne dich” singen…» - «Вы можете петь «Без тебя»…»

«Nein, hier muß man “fa–bekar”spielen! Und du spielst “fa”…» - «Нет, тут надо играть «фа-бекар»! А ты «фа» играешь…»

Hochdeutsch – классический вариант немецкого языка, на котором говорят жители Берлина.

«Ich bin der Reiter, du bist das Ross, ich steige auf, wir reiten los…» - «Я всадник, ты конь, я забираюсь, скачки начинаются…»

«Na, bist du fertig? Wir beginnen in vierzig Minuten…» - «Ты готов? Мы начинаем через сорок минут…»

«Muß jetzt zu den anderen Pferden, wollen auch geritten werden… Rein, raus!» - «Нужно к другим коням, желающим быть оседланными…
Туда и обратно!»

(Shelly)