Распад

Шла середина сентября. Небо было затянуто серыми, холодными тучами. Солнце померкло, тоскливо выли то ли ветры, то ли фанаты под окном. Утро выдалось мерзкое. В студии более не существующей группы “Ария” сидели Марго Пушкина и Саша Елин. Марго лениво перечитывала свои тексты и ела яблоко, Елин скучал.
-         Ты, Елин, где теперь работать будешь? – спросила она.
Елин проныл:
-         Дворником.
Марго сплюнула семечки и ответила:
-         Уборщицей.
Они отвернулись. Было противно, да и фанаты выли под окном слишком удручающе. Елин взял листок, нарисовал на нём злую рожу и, поставив свою подпись, швырнул в окно. Вой прекратился, послышалась матерная брань и шум драки, затем всё стихло.
-         Видишь, какая популярность! – заявил он Марго с гордостью.
-         Фигня, - махнула рукой Марго.
Она укусила яблоко с особым ожесточением и швырнула за окно всё, что от яблока осталось. Раздался оглушающий рёв фанатов, удары и жуткие крики убитых и раненых в бою за пушкинский огрызок.
-         Вот это – популярность, - комментировала Марго.
Елин отворотил морду. Хотелось жить. Хорошо получать. Писать про добро и зло. Тошнило…
-         Слышь, Елин, а давай мы… - Пушкина перешла на шёпот…
Елин кивнул, поэты взяли лист бумаги, быстренько накатали воззвание “К Фанату” и выкинули в окно. Оставалось подождать.

Ровно через полчаса в каминной трубе что-то зашумело и с грохотом обвалилось прямо в студию. Елин и Пушкина шарахнулись. Перемазанный сажей трубы и помадой фанаток, их глазам явился Дубинин. К нему был крепко-накрепко примотан веревками бас, а сам Виталий был в спортивном костюме, потому как фаны отловили его на стадионе, где он занимался физической культурой. Кстати, увидев толпу фанатов на стадионе, Дуб сразу от физкультуры перешёл к визгкультуре и драпанул, что, в общем-то, его не спасло.
Марго сделала невинные глаза и изумлённо спросила:
-         Что с тобой, Виталик?
Она недоговорила – к окну по приставной лестнице попёрли разъярённые фаны с криками “На штурм!”. Брать студию штурмом они, однако, не стали, а запихали в открытое окно тушку Холста. На его шее болталась электруха, а на поясе – цветастый кухонный фартучек – Холста фанаты уволокли из кухни собственной квартиры. Он, выражаясь, свалился с подоконника на пол, да так неудачно, что электрогитара прихлопнула его сверху. Подняться у гитариста не нашлось сил, а потому он так и затих, погребенный под собственным инструментом.
За ним следом, сопровождаемый собственным криком: “Стой, это бездна!” и фанатским возмущенным ором “Бесполезно!” в окно был заброшен Кипелыч. Ему тоже ой как не повезло, и он, прокатившись по студии метров пять через голову, повстречался со стеной. С бетонной, кстати.
Неожиданно двери распахнулись и разъярённая толпа фанатов впихнула в студию ковёр. Да-да, самый настоящий ворсовый ковёр. Впрочем, это был непростой ковёр – в него был завёрнут Терентьев. А всё потому, что фаны повстречали его во дворе собственного дома, где Теря выбивал ковры. Там его и замели.
Не успели Елин и Пушкина размотать его, как в ту же дверь в весьма грубой форме – ногами – был затолкан взлохмаченный Маня. Марго успела заметить, что Маня был как-то странно одет. На нём была ночная пижама нежного цвета свежей крови с милыми саблезубыми зайчиками на груди. МанЬякин, страдальчески вопя, мимоходом споткнулся о Терентьева, неудачно воткнулся в стену (в ту самую, в которую минуту назад влетел Кипелыч) и под конец свалился неподалёку от камина, где постанывал Дуб.
А фанаты, запихав арийцев в студию, как жуков в банку, быстренько перекрыли все входы и выходы – окна заколотили, двери заварили, подвалы и вентиляционные шахты намертво забили гвоздями.
Арийцы прочухались, встали на ноги, отряхнулись, привели себя в порядок и… шарахнулись. Разбежались, как тараканы из-под газетки (если резко поднять). Забились по разным углам. Марго сделала страшные глаза:
-         Это что еще?
-         Ничего, - ответили из одного угла. – Не буду я с ними…
-         Ага, - подтвердили из другого. – И я не буду.
-         Ну их на хрен, - заметили из третьего.
-         Обломись, - изложили свою точку зрения из четвёртого.
-         Именно, - сказал Маня со шкафа – ему не хватило уголка.
Пушкина задумалась. План оказался недоработанным. Загнать хайрастых в студию оказалось делом не сложным, тем более, что и рук поднимать не пришлось – всё сделали фанаты, доведённые распадом до ручки. Но как теперь заставить этих негодяев взяться за работу…
-         Хватит валять дурака… - сказала Марго неуверенно.
-         А его и так никто не трогает, - высокомерно возразил Холстинин, многозначительно косясь
на Кипелыча.
-         Сам козёл, - пробормотал Кип, косясь на Холста.
-         Да что вы как маленькие прямо… - попыталась Марго.
-         А чё сразу маленькие-то? Чуть что – сразу маленькие! Пусть вон этот, большой-квадратный
отдувается! – взбеленился на шкафу Маня и показал фак в сторону терентьевского угла.
-         Мал клоп, да вонюч! – рявкнул Теря.
-         Велика Федора, да дура, - парировал МанЬякин, свешивая со шкафа белобрысую голову.
-         Вот я тебя сейчас оттуда достану, и посмотрим, кто здесь квадратный… - проворчал Терентьев, грозя улыбающемуся Мане пудовым кулаком.
-         Хватит! Пора взяться за ум! – встряла Марго.
-         Пускай за собственный берутся, я свой больше не дам! – заорал из своего убежища Кип.
Он воинственно выдвинулся вперёд. Дуб и Холст ответно закатали рукава. МанЬякин свесился со шкафа, оскалив зубы. Терентьев кровожадно посматривал на всех четверых, раздумывая, кому бы намылить шею в первую очередь. Назревала потасовка…
Чего уж тут! Назрела и началась. Пушкина ничего не успела сообразить, как узрела перед собой редкую картину: Кипелыч и Холст с остервенелыми лицами рвали друг на друге волосы и одежду (Кипелыч стальными пальцами вмиг разделал кухонный фартучек Холста на лоскутки, а когтистые лапы Холста за секунду превратили Валеркин хайр в воронье гнездо). При этом МанЬякин сдерживал рвущегося к Кипелычу Дуба тумаками со всей силой и дурью барабанщика, которая только в Мане нашлась (а искал он хорошо, да и дури было много). Всю эту неразбериху администрировал Теря, спокойно возвышаясь над окружающей суетой и изредка отвешивая этой суете пару богатырских тычков куда придётся. По особому стечению обстоятельств чаще всего они приходились в район Холста и Кипелыча, то по носу одному, то в ухо другому. Манякин и Дубинин яростно размахивали кулаками, ставя друг другу огромные синяки и ссадины. Наконец Кипелыч, словив особо мощный удар Тери промеж глаз, отвалился от Холста. Изменилось немногое – Холст в следующую секунду сам схлопотал такой подзатыльник, что у него загудело в голове, и он сел на пол. Теря удовлетворённо окинул поверженных металлистов недобрым взглядом и… неожиданно сам полетел наземь – разгоряченные дракой Дуб и Маня не заметили его и случайно сшибли с ног. Теря неудачно врезался головой в усилитель, неблагодарно оказавшийся рядом, и вырубился. Всё бы, в общем-то, ничего, но Теря придавил собой Холста и Кипелыча, а Маня и Дуб, ничего не замечая, продолжали побоище до тех пор, пока Маня вторично не споткнулся о поверженного Терентьича и, увлекая за собой Дуба, в изнеможении не повалился в общую кучу...
Поэты спокойно попивали чаёк и разглядывали то, что получилось. В основании горы с одной стороны торчали ноги Холста в пушистых домашних тапках, с другой – котелок Кипелыча со встрёпанной метёлкой. Их придавил к земле Теря, а увенчивали это безобразие бездыханные тела Мани и Дуба, причём рука первого прочно застряла в волосах второго, а зубы второго намертво вцепились в плечо первого.
-         Слушайте внимательно, - сказал Елин, прихлёбывая чай. – Теперь у вас два пути: путь наверх и путь в никуда. Слышали?
-         Чево-о-о? – очнулся Маня.
Ответить Елин не смог: Манино “чево-о-о” переросло в дикое “О-О-О-О-О!!!” – Маня обнаружил зубы Дуба в своём плече. Пока он отдирал Виталика от своей руки, очнулся Холст. Он покрутил лохматой головой, разгоняя остатки звона в ушах, внезапно опомнился и завопил:
-         Выпустите меня отсюда! У меня там суп на плите остался!
В это время МанЬякин оторвал Дуба от себя (в зубах Виталия остался порядочный клок манькиной пижамы) и отпихнул его с вершины кучи, да так, что, скатываясь, Дуб заехал левым кулаком прямо по носу Кипелычу, который валялся в самом низу. Это его пробудило, и он невнятно пробормотав: “Да-да, Галочка, я уже встаю…”, открыл один глаз, узрел перед собой чьи-то кроссовки (дубовские) и стал рваться на волю, но… Всё-таки Теря – это Теря, а не какой-нибудь дистрофичный Витас. С другой стороны дёргался Холст, проклиная весь свет, а с флангов расположились Маня и Дуб, считая синяки и царапины.
-         В общем, - продолжил Елин, - расклад таков: либо вы продолжаете драться, убиваете друг друга (арийцы одобрительно зашумели) и вас хоронят в братской могиле…
-         Нечестно! – заголосил Кипелыч. – Я заработал на отдельный гроб!
-         На отдельный гроб нужно тридцать лет и три года работать, аки Макаревич, ясно? – оборвала его Марго. – Так что пока ты заработал только на трёхколёсный катафалк!
-         И белые тапки в качестве премии, - добавил добрый Елин, - так что слушайте сюда. Либо вы – как я уже сказал – убиваете друг друга, либо – пишете новый альбом…
Арийцы зашумели. Идея им явно не понравилась. Они застучали ногами, кулаками (кто по полу, а кто и по чужой широкой спине) и зубами (у кого были целы после драки). Но Елин, не обращая внимания на шум, продолжил:
- А вот когда напишете альбом – тогда и домой пойдёте…
…Прошёл час. Арийцы совещались. Пушкина и Елин пили чай уже по шестому разу, а толку было мало. Терентьич всё еще был в нокауте, а потому Холст и Кипелыч выбраться никак не могли. Маня и Дуб пытались его оттащить, но всё было бесполезно.
-         Я ничего писать не буду, - категорически заявил раздраженный Холст.
-         А я петь не буду, - ответил Кипелыч.
-         А я стучать не буду, - сказал Маня.
-         А я чего тогда делать не буду? – удивился Дуб, который всегда за всех всё и делал. – Может быть всё-таки…
-         Слушай, Дуб, а давай ты сам всё сделаешь, а мы домой пойдём? – резко предложил Холст. – Ты петь умеешь? Молчи, сам знаю, что умеешь. Гитары напишешь? Молчи, и так понятно. Клавишные напишешь? Молчи, ясен пень напишешь. Стучать умеешь? Молчи, неважно. Вот отдельно всё запишешь, а потом уже не твоё дело.
-         Ага, а я домой тогда пошёл, - сказал Кипелыч, изо всех сил вырываясь из-под Тери. Никуда он, разумеется, не пошёл, и не потому что двери были закрыты, а потому что Теря всё еще был в отключке.
Дуб запротестовал.
-         Не согласен. Все попались – все и отработаем.
Довод был здравым и веским, но арийцы ему не вняли – как, впрочем, и всегда.
Внезапно под окном студии грянула песня Децла “Кто? ты”, и арийцы в ужасе позатыкали уши.
-         Что это такое! – заорал Дуб, подбегая к заколоченному окну.
-         Сдавайтесь! – ответил зычный фанатский голос в мегафон. – Вам не уйти от большой
музыкальной славы!
-         Прекратите это безобразие! – закричал Дуб в отчаянье: Децл – это Децл, сами понимаете.
-         Это вы прекратите безобразие, - ответил мегафон спокойно. – Иначе пытка попсой продолжится.
-         Они нам угрожают, - возмутился Дуб, возвращаясь к общей куче.
-         И правильно делают, кстати, - заметил Елин, пожирая бутерброд с ветчиной и запивая его чаем. - С вами только так и можно.
-         Всё, с меня хватит, распределяем работу, - сказал Холст (как в старые добрые времена!). – Кипелов, ты поешь первую песню.
-         Бегу, вот только лыжи смажу!...
-         Ты, - Холст игнорировал Валеркину реплику и указал на Дуба, - ты поешь вторую.
-         А третью вместе споют! – заулыбался Маня.
-         Почему бы и нет! – продолжил Холст. – Будет называться “Пытка попсой”.
Дубинин хмыкнул. Кипелов опечаленно затряс головой…
-         Плюс сделаем кавер на Децла, пусть попрыгают, - мерзко усмехнулся Холст… (надеюсь, Вова пошутил). Внезапно из окон особенно громко завопил Витас, вся команда встрепенулась и бросилась работать.

…Описывать следующие двое суток подробно нет никакого смысла. Вкратце же можно сказать: сразу же после этой беседы Теря пришёл в себя и сразу же приступил к работе (впрочем, не сразу… Кипелыч с Холстом, например, долго выражали ему “благодарность”, пока он, наконец, не выдал им по подзатыльнику – как в старые добрые времена!). Пушкина и Елин доели бутерброды и бросились писать тексты… Холст, Дуб, Теря и Кипелыч сообразили музыку, а вот Маньке как всегда не повезло… Народ дружно указал ему на полузаколоченные окна, из которых пробивался Децл, и выдал приказ заколотить до конца, благо колотить Маня умеет… А так ничего страшного больше не произошло, разве что:
…выпендриваясь над соло, Холст увлёкся, и его пальцы намертво запутались в струнах. Пришлось отрезать. Струны.
…во время записи “Пытки попсой” Кипелыч с Дубом поцапались, потому что Кипелыч всё время норовил петь не в микрофон, а в ухо Дубинину.
…изредка кто-нибудь из арийцев делал шестнадцатиугольные глаза, зажимал себе рот и стремглав убегал в сортир – в студию с улицы иногда прорывались жуткие завывания Децла, Витаса и прочих.

Итак, арийцы записали то, что должно было стать их пропуском к пути наверх. Демодиск был размножен в количестве 50 штук и предъявлен фанатам…
Фанаты еще не успели вставить диски в свои сидюки, как пятеро тёмных фигур плюс большой ворсовый ковёр выскользнули из студии и скрылись в неизвестном направлении… Короче, удрали арийцы, только их и видели. Один на стадион смылся, второй суп доваривать, третий отсыпаться, четвёртый вместе с ковром бесследно заТЕРЯлся по переулкам, а пятый спокойно исчез раньше всех, причём куда – неизвестно до сих пор.

А что же было на дисках? Грех не рассказать. На диске было несколько весьма интересных песен, и вот их тексты…

Пытка попсой

(навеяно песнями Витаса. В. Дубинин: бас-гитара и вокал, В. Кипелов: вокал, А. Манякин: барабаны, С. Терентьев: гитара, В. Холстинин: в записи не участвовал – страдая от Витаса, блевал всю песню в сортире).

Кто из вас знает крови вкус?
Кто из вас не бездушный трус?
Кто со мной – да в жестокий бой?
Кто готов дом оставить свой?

Яркий свет от святой свечи!
Заточите свои мечи!
И покройте железом грудь –
Выступаем в нелегкий путь!

Страшен враг – наша смерть – Попса!
Зол, как волк и живуч, как лиса!
Ходит в золоте, словно бог,
Весь в шелках с головы до ног!

(дикий крик Кипелова – Дубинин наступает ему на ногу – звукозаписывающая кабина маловата для двоих).

Многих наших Попса взяла!
Многих смерти уж предала!
Дыба Децла, костер Алсу…
Сестры, братья, вали Попсу!!!…

…Кто не понял, где тьма, где свет –
Я последний даю совет:
Бей Попсу – это наша смерть,
Верь в Металл – это наша твердь!

(Дикий крик Дубинина – Кипелов зацепил его за волосы: кабина-то и впрямь маловата).

P.S. Кто не понял где свет, где тьма –
       Я прибавлю сейчас ума!
       Смерть, старушка, кончай Попсу!
       Поднимай на неё косу!!!

Пытка попсой-2

(навеяно песнями Децла, В. Дубинин: бас-гитара, вокал, В. Кипелов: вокал, В. Холстинин: гитара, А. Манякин: молоток и гвозди + оконная рама и доски, С. Терентьев: в записи участвовал косвенно – страдая от Децла, блевал и громко матерился всю песню в сортире, поэтому мат изредка проскакивает в тексте).

Храни меня, о Дьявол, от попсы!
И дай мне сил мочить уродов и блядей,
Что от металла воротят носы
И металлистов не считают за людей.

Люцифер! От Киркорова спаси!
От Долиной, от Децла и На-на!
Попсяры нынче много на Руси –
И Русь давно страдает от говна.

Иванушки и Руки срут в эфир,
И все гордятся ими – вашу мать!
А металлист в психушке пьёт кефир
И прячется со страху под кровать.

Припев: Страдает он за истину свою,
               Страдает оттого, что одинок.
               Ему пробили голову в бою,
               О пень сломали боевой клинок.

Лишился разума бедняга-металлист…
И начал слушать он попсовый кал.
Но, Дьявол, пред тобой несчастный чист!
Верни ему свободу и металл!

О, Дьявол! Разорви земную твердь!
Обрушь свой гнев на голову попсы!
Давай сюда скорей старуху Смерть!
Пусть вся попса поляжет от косы!…

…Так бредил сумасшедший металлист,
Когда в цепях вели его на плаху,
Где скалился над ним палач-садист
И головы его лишил с размаху…

(в конце песни все громко плачут, потом приходит Теря и зычно говорит: “$%^U#*(!!! #%^$&*!!!”
Остальное не принято цензурой).

“Ночь короче дня-2” (“Ария Холста”)

(В. Дубинин: бас-гитара, вокал; В. Холстинин: гитара и бэк-вокал; В. Кипелов: в записи песни участвовал косвенно: прибегал из сортира на припевы, куплеты убегал обратно блевать от песен Децла; С. Терентьев: гитара и молоток (помогал Манякину забивать окна), А. Манякин: барабаны, молоток, гвозди).

Мне не до сна – фанат придёт на рассвете,
И должен я фанату песню рожать!
Доносит в окна голос Витаса ветер,
И со всех ног я убегаю блева-а-а-ать!

Фанат принёс под окна восемь колонок,
И все на полную катушку включил!
Лежат коллеги и от ужаса стонут,
Мы умираем, и свет нам не ми-и-ил!

Припев:             Хватит Децла, мы не в силах слушать этот кал!
                           Нам не встать и не начать играть для вас мета-а-а-ал!
                           Ночь – короче дня,
                           Фан убьёт меня,
                           Если песен будет мало…
                           Хватит с нас попсы,
                           Отдаём концы –
                         Нас попсяра задолбала-а-а…

Пускай я должен испытать вопли эти!
Пускай фанаты мерзко ржут надо мной!
Фанату песню мы споем на рассвете,
И он тогда отпустит всех нас домой!

Блаженство рая испытаем на воле!
Ну, а пока на струны нужно нажать!
Кипелыч, Маня, вы там умерли, что ли?
А ну вставайте и не смейте лажать!

Припев:             Вот и всё, последний такт, и вырвемся из тьмы!
                           Распадутся злые стены студии-тюрьмы!
                               Ночь короче дня!
                               Фаны ждут меня!
                              Под окном рычат, как звери…
                                Больше нету сил…
                                Вот, что ты просил!
                                А теперь откройте двери!…

"Беги за пивом"

(В. Дубинин: бас-гитара, В. Холстинин: гитара, С. Терентьев: гитара, А. Манякин: барабаны, тарелки, кастрюли; В. Кипелов: вокал. Не блевал никто: к тому времени уже нечем было. Елин: авоська и 400 рублей).

В воздухе пахнет едой
Вот уже двадцать минут,
Мы пишем песню,
А под окном фанаты жрут.

Ветер донёс аромат
Пищи, что варит фанат,
Песня застыла,
Звереет наш голодный взгляд!

Припев: Улететь бы к пицце
               Прочь от проклятой толпы,
               С вкусной пищей слиться –
                Вот о чём мечтаешь ты!

                Беги, беги за пивом,
                И хлеба прихвати
                Беги, беги, счастливый –
                Так можешь сделать только ты!

                Картошка и пельмешки!
                И будет всё путём!
                Беги, беги, не мешкай!
                Иначе с голоду помрём!

Мужество есть лишь у тех,
Кто не нуждался в еде,
Кто пишет песню,
Но без урчанья в животе!

Словно языческий бог,
Маня сварил макарон –
Жаль, что так мало,
Сейчас растают, словно сон…

Припев.

Было там еще до хрена разных песен, но я – посторонний наблюдатель, на руки получить не удалось… Так что извините! Диск вышел суперограниченным тиражом, 50 штук, так что его получили только настырнейшие из нас!