Машина
Времени
Часть II
5.
Счастливое детство
Сначала раздался
звучный “О-о-о-о-о-ох!”, потом из-под помятой
двери показался Терентий. “Господи, и за
что!!!” – буквально завопил он, разглядывая
свои раздавленные всмятку швейцарские часы,
купленные на результаты полугодового
отчаянного скупердяйства. “УРОЮ!” –
взревел он, зверски разгребая обломки
машины. В этот раз арийскую компанию от
териных кулаков ничего не спасло, и каждый
получил от Тери пару весомейших респектов
– кто по шее, а кто и в ухо. Больше всех не
повезло Кипелычу – ему Теря присудил
Шнобелевскую премию.
Странно, но ни старичков, ни ассистента в
машине не оказалось. Да и местность была
какая-то не такая… Однако долго
раздумывать арийцам не пришлось – мимо
проезжал патруль…
Слава богу, что проезжал! Второго летающего
башмака арийцы уже не пережили бы.
- Предъявите документы, товарищи!
Товарищи приготовились вторично
отправиться в психдом.
По дороге в
участок Маня решил схулиганить, и ему это
удалось. Он спросил, который сейчас год. Год
оказался 1971-ый, а Мане посоветовали либо
пить поменьше, либо закусывать
поконкретнее.
В участке с арийцами долго не могли
разобраться – старшина был занят: на него
орала какая-то мощная дородная дама. Дама
эта, как выяснилось, была классной
руководительницей в седьмом классе и в
данный момент негодовала, что её дети
пропали посреди учебного процесса, а силы
родной милиции никак не могут их найти.
Арийцы смиренно слушали этот гвалт,
прикидывая, что с ними сделают на этот раз –
отправят ли в психушку, поджарят с маслом “Олейна”,
утопят вместе с бесами в пруду или просто
повесят на собственных волосах. Старшина
вяло отмахивался от тётки, мол, найдётся
ваша шпана, всему своё время. Но тут тётка
неожиданно увидела арийцев, вгляделась в их
лица и переключилась на них!
- Вы почему не ходите на родительские
собрания, я вас спрашиваю!!! – завопила она
на Кипелыча, Холста и Дуба. – Вас уже трижды
к директору вызывали!!!
- Вот так новости! – присвистнул Теря,
сообразив, что в далёком 1971-ом году всей
троице Кип-Холст-Дуб было по 13 лет.
- Слава богу, что мне в семьдесят первом
только 5 было! – заметил Маня.
Но Маня рано радовался. Не успел он
договорить, как в участок ворвалась
встрёпанная девушка с
шестнадцатиугольными глазами.
- Пропали! Пропали! У меня дети пропали, вся
младшая группа!
Это была воспитательница младшей группы
детского сада. Теря, глядя на МанЬякина, так
и покатился со смеху, а Манька приготовился
быть привлеченным к ответственности.
И точно. Девушка заприметила блондинистого
арийца, нашла в нём некоторое сходство с
одним из пропавших детей и накинулась на
него.
- Ваши дети пропали, слышите?! Ваши!!!
- Не кричите так, - вежливо попросил Маня, - я
всё-таки не глухой…
Объяснения были бесполезны.
Через полчаса
Кипелыч, Холст и Дуб предстали пред
директором школы, а Маня – пред ясными
очами зам. директора детсада.
- Вопрос первый! – грохотала директриса.
– Когда закончится это невыносимое
хулиганство?!
- Не помню, - честно пробормотал Дуб.
- Зачем было так сильно барабанить совочком
по голове Коле Петрову? – удивлялась
воспитательница.
- Я мог и ведёрком, - тихо заметил Маня и
подумал, что Петров, падла, вполне
заслуживал по своей глупой дыне не то что
совочка, а какой-нибудь хорошей
крупнокалиберной лопаты.
- Вопрос второй! – заорала директриса
лично на Кипелова. – Зачем он на уроке
музыки оглушил учителя фа диезом второй
октавы?
- А я и выше могу, - еле слышно буркнул Кип.
- Ну для чего же было выливать молоко на
голову соседу?! – укоризненно вопрошала
воспитательница у Манякина. За его спиной
беззвучно ржал Теря: вот и отомстил он
коллегам за расквашенные часы – его никто
не трогал, ибо семилетний Серёжа Терентьев
был мальчиком примерным и играл на флейте.
- Больше ничего не было кроме молока, -
прошипел Маня. – Железный занавес, никакого
выбора.
- Вопрос третий! – директриса перешла на
фальцет. – ГДЕ ОНИ?!!!
- Куда же они пропали?! – почти со слезами
крикнула воспитательница.
Арийцы пожимали плечами.
- Идите, и без детей не возвращайтесь! –
гаркнула директриса и показала всей троице
на дверь.
- Найдите их, я вас умоляю! – попросила
Маньку воспитательница. Манякин только
зажмурился, как ленивый кот, которого
ткнули в мышиную нору раздобревшей на
даровой сметане мордой.
6. Детишки
- Делать-то что
будем? – с отчаянием спросил Кипелыч у
коллег, когда они встретились в скверике
между школой и детсадом.
- Искать! – рявкнул на него Теря. – Причём
искать будете вы, а я буду заслуженно пинать
балду! –и, произнеся это, он завалился на
скамейку с весьма решительным видом.
- Да забудь ты про часы-то, выбираться же
надо! – попытался пристыдить его Дуб.
- Ни хрена себе – забудь полгода пустых
макарон и дешёвого пива! – возмутился Теря,
памятуя о своих притеснениях ради этих
проклятых часов.
Но через полчаса извинений и умоляний Терю
всё-таки удалось сподвигнуть на поиски.
- Ты, Стентор хренов, - Теря ткнул Кипелыча
под лопатку. – Вспоминай давай, где тебя
носило 20 лет назад!
- А чего сразу я? – возмутился Кипелыч. –
Чуть что, сразу Кипелыч! Вон иди к Дубу лучше
пристань!
- А чего сразу Дуб-то? Не я тут главный
идеолог! – скромно отмазался Дуб.
И все посмотрели на Главного Идеолога.
Холстинина даже затошнило.
- Ну, в библиотеке наверное сидят, Ницше
читают, - предположил он.
- В 13 лет? – хором завопила арийская
компания.
- Ну да, точно… В 13 лет мы ж еще только Камю
читали, стопудово, - пробормотал Холст. –
Далеко нам еще до Ницше-то было…
Арийцы уныло побрели по улице. Думали они
препаршивые думы. Холст, Дуб и Кипелыч
отчаянно пытались вспомнить, где их всё-таки
носило 20 лет назад, Маня тщетно припоминал,
кто такой Коля Петров и стоит ли навалять
ему ведёрком по голове, Теря злорадствовал.
Наконец, они пришли в какой-то двор и
завалились на лавочку.
Обычный московский двор не предвещал
ничего плохого. Впрочем, и хорошего тоже, но,
по крайней мере, здесь можно было
спокойненько подумать о будущем. О том
самом, в которое так хотелось вернуться.
Внезапно до чутких арийских ушей долетели
какие-то странные, до боли знакомые звуки…
Они доносились из подвала дома, около
которого на лавочке и горевали наши арийцы.
Мало того – вместе с музыкой слышались
какие-то слова…
Твой класс стал для тебя тюрьмой,
Для тех, кто в классе ты – чужой,
Ты был наивен и ждал перемен.
Ты ждал, что друг тебя поймёт,
И сам к доске пойдёт вперёд,
Но друг сказал: “Да я что, супермен?”
Горит доска от
формул и от цифр,
А твой пример – как древний шифр,
Горит доска – ты у
доски как лох,
Горит доска всему
назло…
Ты сам решил пойти к
доске,
Весь класс сидел в
пустой тоске,
И ты покрасил свой
мел в чёрный цвет…
Не видно, что ты написал
Учитель репу
почесал,
А ты уверенно
пишешь: “Ответ:…”
Запел весь класс –
ты был его герой,
А препод был как
геморрой…
Запел весь класс, ты
слышал этот ор,
Но выгнан был из
класса в коридор…
Был миг – ты верил в
знак удач
Среди примеров и
задач,
Но твой дневник
захватил препод-враг.
Он был потрёпан, как
и ты –
Там были вырваны
листы,
И надпись красная “Препод
- дурак”…
Кричал твой класс:
“Директор – старый лох!”,
Кричал твой класс, и
весь этаж оглох…
Орал весь класс –
его герой ты был!
Орал весь класс –
директор выл!
- Так! – внезапно Виталия осенила догадка.
Песня была слишком знакомой…
Ничего не говоря, Дуб бросился в подвал.
Оттуда послышался шум, гром, грохот и визг,
чей-то отчаянный крик и торжествующий ржач,
после чего, наконец, из подвала появился
Дубинин. В смысле, два Дубинина. И это притом,
что одному было где-то 36, а второму – 13. Оба
были встрёпаны по полной программе. Мелкий
вырывался, кусался и шипел, как котёнок, но
старший крепко держал его за шиворот.
Взрослый Дуб отвесил младшему подзатыльник
и сообщил коллегам:
- Чего расселись? Идите своих ловить, пока не
разбежались! Я уже поймал! – и с этими
словами вырывающийся Жёлудь (малолетний
Дуб), как его окрестили арийцы, схлопотал
ещё один подзатыльник.
Два раза повторять не пришлось, и вот уже
Ария с хоровым воинственным кличем
ворвалась в подвал и принялась разорять
штаб-квартиру своих хулиганистых двойников.
Разумеется, мелюзга кинулась наутёк, и
поднялся надлежащий гвалт. Подробности,
думаю, будут не лишними. Холстинин, например,
погнался за своим альтер эго по лестнице на
чердак, где и загнал в угол. Малолетний
Холст, которого нарекли Лоскутком, заметив,
что дело – дрянь, попытался заговорить
своему двойнику зубы, ударившись во всё ту
же пресловутую философию, но взрослый
Холстинин быстро поставил его на место, ибо,
как ни крути, а за 25 лет разницы он успел
прочитать на 25000 философских книг больше. А
посему Лоскуток Холсту таки попался. С
потрохами.
Малолетний Кипелыч в попытке убежать
вырвался на улицу и в мгновение ока
оказался на дереве. Его старший товарищ
лезть за ним не решился, но с проблемой
справился Теря: он просто подошёл и шибанул
по стволу кулаком, отчего по дереву пошёл
такой мощный импульс, что мелкий Кип
свалился оттудова, аки спелая груша. Внизу
им уже занялся Кипелыч-старший.
Манякин свою мелочь ловил дольше всех. Юный
барабанщик оказался ужасно храбрым – он
затеял со своим старшим двойником дуэль на
барабанных палочках. Но и Маня оказался на
высоте – он показал парочку таких зверских
приёмов, что мелкому Мане ничего не
оставалось, как капитулировать.
А вот Тере ловить никого не пришлось, ибо
мелкого Терентьева по близости не
оказалось. Вместо него в подвале обретался
некий рыжий мальчишка с гитарой, который
первым увидел нападавших и закричал “Атас!!!”.
Это был Маврик. Впрочем, упускать столь
интересную добычу арийцы не захотели и
потому, разделившись, бросились ловить и
его. Теря и Холст остались держать уже
выловленное, а Кип, Дуб и Маня пустились
в погоню за Мавриком.
Так началась глобальная возня, ибо вёрткий,
ловкий Маврик всё время оставлял
преследователей с носом: он ускользал из
рук, как рыба; проскакивал между ними,
лавировал. И даже более того: всячески
отвлекая державших улов Терю и Холста, он
сумел вызволить уже пойманную арийскую
мелюзгу.
Арийские детишки, попавшие на свободу, не
долго думая, кинулись вдоль по улице наутёк.
Старшие арийцы озверело затопали вслед.
Картина маслом: впереди, как самый мелкий и
лёгкий, несётся Маня. Вторым чешет Жёлудь,
за ним отчаянно скачет Лоскуток, далее –
мелкий Кипелыч. За Кипом бежит Маврик,
умудряясь показывать догоняющим кукиши
обоими руками, да изредка строить длинный
нос. Всё это сопровождается неистовым
визгом и писком.
Вторая часть процессии – старшие арийцы.
Первым бежит МанЬякин с перекошенным от
досады лицом. Абсолютно молча. Вторым
несётся Дуб, грозно развевая хайром. Он
иногда отпускает пару гневных воплей, как и
полагается бэк-вокалисту. Далее следует
Холст, мрачно сверкая очами и источая самые
изощрённые проклятья. За ним валит Кипелыч.
Честно говоря, вокалисту
беготня надоела уже по самое нехочу, но сам
факт того, что впереди улепётывает
мелкотравчатый двойник, его подбадривает.
Кип думает: “Вот поймаю – уши откручу! Нет,
в смысле, сначала скажу, чтобы в будущем не
связывался с Лоскутком и Жёлудем, а потом…
А потом уж точно откручу!!!” За рассуждающим
Валеркой грохочет Теря. Ему, в принципе,
догонять некого, разве что устроившего
побег Маврика, чтобы здорово навалять
хитрецу по хитрой рыжей думалке.
Но звёзды в тот день были расположены
скорее к взрослой “Арии”, нежели к
мелкотравчатой, а потому большие арийцы
таки загнали маленьких в тупиковый двор и
изловили.
- Сдавайтесь, телепузики, по-хорошему! –
грозно предупредил мелочь Дуб еще издалека.
- Во-во, - добавил Холст. – Капитулируйте,
пока я добрый!
- А я уже не добрый, - прошипел запыхавшийся
Кипелыч, - но всё равно сдавайтесь!
Манякин же молча достал барабанные палочки
из ножен и демонически потряс ими в воздухе.
Палочки окончательно убедили малолетних
арийцев в тщетности дальнейшего
сопротивления. Однако перед тем как сдаться
на милость (оно же милостиво сдаться), они
решили обсудить с победителями условия
капитуляции.
Жёлудь недовольно заявил:
- Да кто вы вообще такие, громилы патлатые!
- Ну, - усмехнулся взрослый Дуб, - ты – это я, а
я – это ты.
- На солнышке перегрелся, - с огорчением
вздохнул Лоскуток, глядя на Дуба.
- Оно и понятно – с такой-то шевелюрой! –
поддакнул мелкий Кип. – В жизни волосы не отращу!
- Вот только попробуй у меня! - рявкнул на него
старший Кипелыч.
- В общем, слушай мою команду, бестолочь! –
окончательно рассердился Теря. – Сейчас
какой год?
- Я компас дома забыл, - мрачно вякнул
маленький Маврик.
- А я о чём говорю? – всплеснул руками
Лоскуток. – Пе-ре-грел-ся!
- Имей ввиду: я детей не бью… - предупредил
Теря. – Я их сразу убиваю. Так вот. Сейчас
1971-ый год. Это у вас он 71-ый, а у нас – 97-ой!
- Ну клиника! – выпал в осадок Лоскуток.
Эта фраза Лоскутку не сошла с рук: Холст
отвесил языкастому тинэйджеру хо-о-о-ороший
подзатыльник.
Теря продолжал:
- Книжки про машину времени читали?
Ребятки, вы – это мы, мы – это вы. Только
между нами 25 лет.
Карапузы пораскрывали рты. Лоскуток
внезапно обнаружил некое сходство между
собой и Холстом; Жёлудь понял, что
конкретнейшим образом смахивает на Дуба;
мелкий Кип с ужасом сделал вывод, что этот
хайрастый русый дядька с оперно-громовым
голосом, похожий на викинга, есть никто иной,
как он. А вот маленький Маня, между прочим,
обрадовался: его будущая ипостать нехило
фехтовала на барабанных палочках!
Маврик с неудовольствием посмотрел на Терю
и проговорил:
- А всё равно не верю! Мы же не похожи!
- Вот именно, Маврин, - с гадливостью в голосе
ответил Теря. – Меньше надо заниматься
сольными проектами.
С этими словами Теря двинулся на Маврика с
желанием подробно объяснить, где зимуют
раки.
- Девочки, не ссорьтесь! – остановил Терю
Кипелыч. Он заговорщицки подмигнул Маврику
и тихонько сказал:
- Мы с тобой ещё такой славный альбом
напишем – они все от зависти лопнут!
- С треском лопнут? - поинтересовался Маврик.
- Спрашиваешь! - задорно прошипел Кипелыч.
- Кончайте трёп, - рассердился Дуб. – Я устал
и домой хочу. И так полгода на гастролях
надрывались, в автобусе ночами тряслись, от
бешеных фанатов убегали, так еще и здесь?
Нет уж, с меня хватит! Поэтому вы сейчас
отправитесь в школу – учиться, а мы – в своё
время, альбом записывать.
С этими словами он вывернул у своего Жёлудя
карманы, выудил оттуда две копейки и пошёл к
телефонной будке – вызывать такси. Жёлудь
только вздохнул:
- Грабёж среди бела дня!
Маленький Кипелыч при упоминании о школе
простонал:
- Там такие порядки! Даже попеть нельзя…
Всюду тишина! Это же пытка!
- Ничего, что пытка, - усмехнулся Дуб. –
Подрастёшь, еще напоёшься. Будешь со мной
петь “Пытку тишиной”!
Вскоре машина подъехала. Арийцы затолкали
туда свою мелочь, сели сами и поехали к
школе. Но в пути произошло неожиданное:
малышня взбунтовалась. В салоне поднялась
дикая неразбериха: мелкий Кип кусался,
старший вопил своим оперным голосом “Прекрати
немедленно!”; Лоскуток, с целью проверить
силу пальцев старшего гитариста, затеял c
Холстом армсреслинг; Манякины азартно
фехтовали на барабанных палочках; Теря мял
Маврика, как хотел, а Маврик ругал его в своё
удовольствие. Один Жёлудь покорно трясся в
руках старшего товарища, оставаясь
настолько безучастным к царящему вокруг
веселью, что Дуб был вынужден даже
подбодрить его словами “Хулигань, что ли,
как нормальные дети!”. Жёлудь нехотя
обозвал Дуба “хайрастым переростком”, по
какой причине Дуб всё так же нехотя выдал
ему слабосильного леща.
Несмотря на относительное спокойствие
Дубининых, остальные арийцы бушевали.
Закончилось безобразие тем, что кого-то из
крупных швырнуло головой в сиденье
водителя, машина потеряла управление,
понеслась по бездорожью и пресловуто
врезалась в какой-то хлам…
7. Дома
…Первым очнулся
Теря. Он уже не возмущался и не стонал – за
последнее время он как-то попривык то и дело
приходить в себя на куче металлолома. Он
просто закинул руки за голову, разлёгся на
расплющенной двери и меланхолично
уставился в небо. Из машины послышался
какой шорох – это очнулся Дубинин. Виталий
вообще привычен ко всякого рода авариям,
не надо и объяснять почему. Он так же
спокойно выбрался из-под обломков и
разлёгся рядом с Терей.
Чуть погодя вылез помятый Холст. Он, в общем-то,
так же как и Дуб к авариям не испытывает
особой ненависти, потому он, не нарушая
гробового молчания, примостился рядом с
другом.
А вот потом уже началось стенание и вопли:
Кипелову пришлось несладко. Во время
столкновения его так весело пошвыряло по
салону, что он едва уцелел. Но и он быстро
призамолк: ныть уже не хватало сил. Поэтому Кип также
молча вытянулся рядом с остальными.
Мрачный Маня, и так молчавший всю последнюю
дорогу, не открывая рта, плюхнулся на
свободное место рядом с Кипелычем и замер.
Лежали долго. Они смотрели на плывущие в
небе облака и напряжённо думали о том, в
какое время их занесло теперь, а точнее: кто
пристанет к ним сейчас и в какие еще
неприятности их втащат?
Кипелыч был твёрдо
убеждён в том, что сейчас их повяжут монахи-инквизиторы,
бросят в раздолбанную телегу и повезут на
костёр.
Дубу мерещились центурионы, которые так и
рыскали вокруг в поисках беглых рабов с
целью поймать, заковать в железо, отвезти в
Рим и распять со смаком на крестах вдоль
дороги.
Маня ждал появления гвардейцев кардинала.
Впрочем, он был готов их встретить – не
забывайте, на барабанных палочках он
фехтовал как бог.
Холста трясло при одной мысли, что попали
они во времена Второй Мировой. Ведь только
прикиньте: попадает несчастный Петрович к
фашистам в плен и начинает перед ними
блистать на поприще философии Ницше. Да его
же от зависти живьём сожрут!
Теря, как самый закоснелый пессимист, на
меньшее, чем каменный век, и не рассчитывал.
Он лежал и с ужасом представлял себе, как
удирает по джунглям от разъярённого
трицератопса, развевая волосами и вопя…
Внезапно их окликнул чей-то знакомый голос:
- Эй, мужики! Живые?
Арийцы очнулись от своих жутких видений,
продрали глаза и узрели Шидловского, родных
техников и водителя автобуса.
- Живые, живые! – радостно завопила Ария,
синхронно вскакивая на ноги. – Живее всех
живых!
- Ой Теря, как же ты часы расквасил! –
запричитал Шидлик. – Как же ты теперь время
узнавать будешь?
- Счастливые часов не наблюдают!
P.S. Напоследок стоит лишь заметить,
что арийцев еще очень долгое время коробило
от песен Андрея Макаревича…
|
